Косткевич показывал на следствии, что именно влияние чисто политических сил (Республиканско-демократического объединения) сказалось в неприятии эмигрантами позиции церковной оппозиции митрополиту Сергию. Точка зрения русских эмигрантов, говорил он, заключалась в том, что «церковная организация в СССР является фактически единственной общественной организацией, не оказавшейся в сфере влияния Соввласти и Компартии. В недрах церковной организации нет и не может быть комфракций, партячеек, которые поправляли бы и регулировали их жизнь и деятельность. Эта внесоветскость церковных организаций внутри СССР делает их плацдармом возможной организации антисоветских элементов и создания к[онтр]р[еволюционной] базы. Кроме того, легальность или во всяком случае полулегальность бытия церк[овных] организаций освобождает от необходимости подпольных методов организации. Исходя из этих соображений <…> надо высоко ценить роль церковных организаций как фундамента готовящейся борьбы с Соввластью» [411] .

Косткевич сообщал архимандриту Ермогену точку зрения членов Республиканско-демократического объединения – о необходимости решительной борьбы организации с теми церковными группами, которые выступали против политики «легализации».

В феврале 1930 г., во время кампании в защиту Церкви в СССР, Косткевич принес архимандриту Ермогену полученные им через польское посольство вырезки из заграничных газет, посвященные церковным делам, и сказал, что считает своевременным послать за границу информацию о положении Церкви в СССР.

Архимандрит Ермоген, вероятно обсудив с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя эту проблему, поддержал намерение, добавив, что надо вновь и решительно поставить вопрос о вмешательстве заграницы в дела Церкви в СССР, так как в связи с усилением гонений митрополит Сергий чувствовал свое бессилие изменить ситуацию. Митрополит высказал соображение, что, возможно, общественное мнение заграничных деятелей повлияет на советскую власть и заставит уменьшить репрессии, как это было в 1923 г. при аресте Патриарха Тихона.

После опубликования интервью, данных митрополитом Сергием советским и зарубежным корреспондентам, архимандрит Ермоген информировал Косткевича об их вынужденности и сообщил о том, что ценой этих интервью была спасена жизнь архиепископа Аверкия (Кедрова) и епископа Леонтия (Матусевича), которым «за связь с заграницей» угрожал расстрел. Митрополит Сергий через архимандрита Ермогена приложил все усилия для того, чтобы за границей интервью были поняты как вынужденный акт, с помощью которого Церковь надеялась получить некоторые уступки. С помощью о. Ермогена Косткевичу был передан текст обращения митрополита Сергия к Смидовичу, из которого явствует, «насколько и в данном случае закулисная политика рознилась от официальной» [412] .

Все это, по словам о. Ермогена, был «реабилитирующий м[итрополита] Сергия материал», вскрывающий двойственность политики легализации, которая рассматривалась «как политический маневр, благодаря которому ему удается наладить высшее церковное и местные епархиальные управления, вернуть ссыльных епископов» и т. д. [413]

Был передан за границу и список гонимых архиереев, который получил название «Список православных епископов, подвергавшихся гонениям до 1 марта 1930 г.». Деятели, посылавшие этот список, желали, чтобы он был опубликован 19/III 1930 г., в день всемирных молитв о Русской Церкви [414] . Его сопровождала статья «По поводу “Списка православных епископов, подвергавшихся гонениям до 1 марта 1930 г. в СССР”» [415] (все документы не были опубликованы).

По поручению архимандрита Ермогена Косткевич собирал материал, необходимый для составления обзоров о положении Церкви в Советской России. Вероятно, это была статья «К вопросу о положении Православной Церкви в СССР», включающая главы: «Правовое положение религии и Православной Церкви», «Методы борьбы Советской власти с религией и православной Церковью в частности» [416] .

По словам Косткевича, главным источником информации был архимандрит Спиридон (Кисляков) (здесь Георгий Александрович использует применявшийся прием, называя уже умершего деятеля). Сведения о закрытии Дивеевского и Саровского монастырей получены были, как уже говорилось, от протоиерея М. Едлинского, который о готовящейся пересылке документов якобы ничего не знал.

В какой-то степени замысел «реабилитировать» митрополита Сергия с помощью записки к Смидовичу и других материалов, удался, по крайней мере в среде парижских деятелей эмиграции. Итак, мы видим, что на следствии выявлены были принципиально различающиеся по своим идейным установкам документы, посланные Косткевичем: одни содержали материалы, оправдывающие митрополита Сергия, другие – крайне отрицательную оценку его деятельности.

В начале XX в. в Киеве действовало Киевское религиозно-философское общество («Киевское общество по изучению религии и философии») (1906–1917), последним председателем которого был В. В. Зеньковский. По словам Бердяева, это и подобные общества в Москве и Санкт-Петербурге «были одним из выражений духовного брожения, проводником мысли того времени» [417] . В киевском религиозно-философском обществе, в отличие от подобных в Москве и Санкт-Петербурге, активно участвовали профессора духовной академии: П. П. Кудрявцев, Ф. И. Мищенко, И. Т. Четвериков, В. И. Экземплярский. Последний, в 1911 г. отстраненный от преподавания в Киевской духовной академии за статью «Гр. Л. Н. Толстой и св. Иоанн Златоуст в их взгляде на жизненное значение заповедей Христовых», создал свой печатный орган – журнал «Христианская мысль». В 1917 г. возвратился к преподаванию в Киевской духовной академии.