Шрифт:
— Вам нравится этот ресторан? — В голосе Барсова прозвучали лукавство и легкая ирония.
— А вам, господин Барсов, наверное, что-то известно обо мне… Вероятно, вы когда-то бывали здесь…
— Понимаете, Ольга, когда я первый раз увидел вас, меня не покидало чувство, будто мы знакомы. Вообще-то, у меня хорошая, профессиональная память. Но вот в случае с вами она меня подвела. Я смотрел на вас и понимал, что когда-то где-то имел возможность наблюдать за вами в течение длительного времени, но вот где — никак не мог вспомнить…
Но один человек увидел нас вместе, когда мы встречались с вами в кафе, и с тех пор он требует, чтобы я организовал вам встречу!
— Нет, пожалуйста… не надо…
Это западня — промелькнуло в голове.
Кровь бросилась в голову, Ольга попыталась выскочить из-за стола, но Барсов, с удивлением наблюдавший ее реакцию, тоже встал и мягко усадил ее обратно:
— Ольга, прошу вас…
— Мы договаривались с вами о конфиденциальности, если вы помните… Я платила вам… А вы… Заманили меня сюда, зачем?
Ее от страха трясло. Она не помнила, как оказалась возле двери, предполагая, что именно она, распахнувшись, впустит в ресторан всех тех, кто вычислил ее, убийцу Власова, не без помощи предателя Барсова. И рожать она будет уже в тюрьме. А Левкин будет приходить к ней на свидания и плакать… И вся жизнь полетит кувырком!
В какой-то ослепительно ясный миг она увидела весь свой опасный замысел со стороны, и ужаснулась, и поняла, что ее желание отомстить за смерть сестры привело ее саму к краю пропасти. Что она, спасая память о сестре, сломала сразу три жизни: себе, Мише и еще не рожденному ребенку. И что Левкин, узнав о том, что она убила человека, разлюбит ее и с макушкой уйдет в свою науку…
Она зажмурилась от представленного и закричала, и тотчас кто-то обнял ее и прижал к себе.
— Что с тобой, Оленька? Ты что, Диму испугалась?
Она открыла глаза и увидела Максима Григорьевича, шеф-повара ресторана. Ни вбегающих в ресторан с оружием, в камуфляже людей из группы захвата опасной преступницы (и кабацкой пианистки в одном флаконе), ни мужчин с прокурорскими взглядами, ни полицейских…
— Максим Григорьевич, дорогой, как же я рада вас видеть! — Она расцеловала его в щеки.
— А я как рад! Когда я увидел вас с Димой в кафе, куда зашел, чтобы купить мороженого для своего штруделя, то не поверил своим глазам. Подумал, что мне показалось. Дима — мой брат. И это я его попросил заманить тебя сюда, подумал, что тебе будет приятно побывать здесь, поностальгировать… А? Оля, какая же ты стала! Как поживаешь? Где обитаешь? Что привело тебя сюда, в Калину?
— Дмитрий — ваш брат?! Господи, как же вы меня напугали… Постойте, но он — Борисов, а вы — Кузнецов…
В воздухе запахло предательством, Ольга почувствовала холодок внутри.
— Мы — братья единокровные, у нас один отец, так что не переживай. Ты — среди друзей, поэтому расслабься. Садись, я сейчас организую тебе что-нибудь необыкновенное… Форель, к примеру? У нас хороший новый повар, специалист по рыбе.
— Форель? Хорошо…
Она не сразу успокоилась. Смотрела на сидящего рядом с ней, с озабоченным и расстроенным лицом Барсова, и испытывала стыд за свое поведение. Ведь она почти выдала себя!
— Ольга, — вдруг заговорил он тихо и быстро, — пока Макса нет, я должен кое-что сказать вам. Власов умер. По официальной версии он отравился сам.
Она смотрела на него, и взгляд ее был полон боли и безысходности. Он все знает!
— И?..
— Я сначала не знал, кто вы, но когда Макс вас увидел и объяснил, что вы — та самая пианистка, игрой которой он наслаждался несколько месяцев, пока вы не исчезли, я кое-что сопоставил и понял… Вы — сестра пропавшей пять лет тому назад Анжелики Черешневой. Вы появляетесь в городе инкогнито, нанимаете меня, чтобы я собрал вам информацию на Власова, а потом его находят мертвым в его загородном доме. Вы же сразу после его смерти назначаете мне встречу, чтобы расплатиться со мной и, я так полагаю, поскорее уехать. Ольга, я не выдам вас, больше того, я, вернее, мы с Максом могли бы помочь вам с алиби… Вы должны успокоиться…
Кровь стучала в висках, голова раскалывалась. Что ему сказать? Признаться?
Она молчала. Нет, она не станет признаваться никому. Даже Максу.
— А вот и форель! — Максим Григорьевич подошел неслышно, поставил перед Ольгой блюдо с запеченной форелью, украшенной лимоном.
— Макс!
— Я понял… — Он присел за столик, и Ольга только сейчас заметила, что он не в поварском колпаке, на нем белая рубашка и светлые брюки. Максим Григорьевич просто сиял, глядя на нее. Как если бы и не догадывался о том, что происходит сейчас в душе Ольги. — Оля, дорогая, расслабься… Можешь довериться Диме во всем. Он знает, что я в тебя тайно и безнадежно влюблен…