Я глубоко вздохнула и задала очень интересующий меня вопрос:

– А, что если я сделала что-то очень нехорошее? Что-то совсем плохое?!

Я говорила, не о застукивании боса с любовницей. Я говорила о бегстве из города №312. Смотрящий Милтон, теперь имел официальное право объявить меня в розыск. Если меня поймают, в каком либо городе, то сразу же направят к его Смотрящему. Тот уже без любого промедления, может передать меня Милтонам. Сама того не зная я балансировала на тонком лезвии, рискуя попасться в лапы Дереку. А то, что он давно в городе, я была уверена. Такая дрянь не погибнет от парочки Болезней. Он, похоже, рожден отравлять мою жизнь. Теперь все зависело только от меня и … от незнакомого Хауфа, сынка Смотрящего. Мне так и везет на семейства знати!

Гарстон замешкался с ответом. Он немного испугался моей фразы. Я хихикнула.

– Да, не волнуйтесь вы так! Я же шучу. Просто произошло маленькое недоразумение, которое, мистер Хауф, очевидно, и хочет выяснить, - я успокаивающе похлопала Питера по плечу. Тот расслабился и расплылся в желтозубой улыбке. Если ему около сорока, и он работает, предположим, с двадцати в этом отеле, то, сколько же Хауфу?! Черт, у меня всегда было плохо с математикой! Если вспомнить его глубокий голос, горячее дыхание, и, по-видимому, высокий рост, то можно подумать, что ему не меньше тридцати шести. Плюс минус, конечно. По своей вредности я стала представлять Хауфа толстым, вонючим стариканом, в точности изобразила его корявые ноги и короткие пальцы, обхватывающие грудь молоденькой любовницы. В голове будто прозвучал её испуганный крик. Я мотнула головой.

– Кошмар! – прошептала я.

– Вы, что-то сказали, мисс Каперс? – обернулся ко мне Гарстон.

– Нет, нет, нечего! – поспешила заверить его я.

Мы прошли коридор четвертого этажа и остановились у дубовой двери. Она отличалась от дверей обычных комнат офисной официальностью и помпезностью. Я подумала, что только старый жмот поставит такую дверь. Портье остановился и ободряюще улыбнувшись, открыл передо мной дверь.

Я глубоко вздохнула и вошла. Кабинет Монстра Хауфа оказался огромным. Просто огромным. Я поблагодарила Бога, что в моем графике не значилась уборка здесь. Из меня бы не осталось даже мокрого пятна, уберись я в этой комнате. Стены были выкрашены в светло-зеленый травяной цвет, и напомнили мне луга, на которых я так любила бегать. На подоконниках больших светлых окон стояли разнообразные цветы в горшках. Ещё меня очень поразили высокие книжные полки, мраморный камин с настоящим очагом и белой шкурой медведя. Я заставила себя закрыть изумленный рот и стиснуть зубы. В груди заползал предательский червячок. Он нашептывал мне, что такое богатство – зло. Оно делает человека жадным, а не справедливым. Но ещё больше меня поразил мужчина, выглянувший из-за стеллажа. На вид ему не было и двадцати пяти. В руках он держал книгу. Он был выше меня головы на две, одет в облегающие черные брюки и светло-голубую рубашку. Она обтягивала крепкий торс, а небрежно закатанные рукава открывали мускулистые руки, тронутые бронзовым загаром. Если бы я была поэтессой, я бы описала его как Бога любви. Потому что он и был такой на самом деле. Слишком красив для того чтобы быть человеком. Я подняла глаза на его лицо и чуть было не выругалась. Он не был отвратительным старикашкой, каким я себе его представляла. Его глаза, цвета майской зелени, обрамленные густыми ресницами, изучающе смотрели на меня. Он пригладил русые волосы, даже в комнате отсвечивающие золотом, и кашлянул.

– П…простите, - пробормотала я, толком даже не зная за что извиняюсь. Мне захотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть с планеты, или уменьшиться до микроскопических размеров. Только бы не стоять перед этим великолепным мужчиной, в замызганной форме уборщицы, с мокрыми подмышками и распатланными волосами, предательски вылезшими из пучка.

Хауф, а это без сомнения был он, саркастически хмыкнул и поставил книгу обратно на полку.

– Похоже, это запоздалые извинения?! – предположил он, пренебрежительно подняв бровь.

Меня внезапно взбесил его вид, этот кабинет, отель. Я ляпнула:

– Ни за что.

Он на секунду растерялся, а потом снова надел маску пренебрежительной холодности.

– Почему нет?!

Я вдохнула воздух и высказала мысль, уже крутившуюся в голове:

– Это вы должны извиняться передо мной!

Я хмыкнул и плюхнулся в кресло. Я осталась стоять. Это служило мне напоминанием, что я ему не ровня.

– И за что же я должен извиниться, мисс Каперс?

Я отвернулась. И набравшись храбрости выпалила:

– За то, что я имела честь лицезреть своего начальника в неподобающей пошлой ситуации. И это, попрошу напомнить, в первый же рабочий день!

Мне показалось, что он рассмеётся мне в лицо. Но он посерьезнел и, похоже, признал во мне достойного противника.

– И, что же вы намерены делать, мисс Каперс? – вопросительно посмотрел на меня Хауф.

Я сглотнула. Что же я намерена была делать? Что делать? Я рискнула и твердо заявила:

– Я не стану выносить это досадное происшествием на достояние обществу, а вы взамен сохраните мое рабочее место…и…назначите мне двойное жалование.

Я прикрыла глаза. Это была абсолютная наглость. Я не знала даже, откуда во мне взялась эта бойкость. Хауф встал и медленно подошел ко мне. Я следила за каждым его шагом, мысленно отсчитывая их. Три, четыре… сбилась. Он шел ко мне, словно лев, такой же могущественный и большой. Я почувствовала себя мелкой зверушкой. Снова загнана в угол. Хауф подошел настолько близко, что между нами осталось меньше двух дюймов. Я чувствовала его жар, и к своему стыду, еле доставала макушкой до уровня его груди. Я пялилась на нитки, из которых была сделана его рубашка и не смела, поднять глаза. Его тихий мурлыкающий голос прошептал:

– Лучшая защита – нападение, не так ли?

Я зарделась как помидор. И дерзко шепнула.

– Иногда действительно помогает!

Он подсунул руку под мой подбородок и заставил поднять голову. Его рука была большой и сильной, но в тоже время пальцы казались изящными и длинными. Он легко мог бы задушить меня, даже не прилагая усилий.

– Я надеюсь, что наш договор будет нерушимым, мисс Каперс, - сказал он, заглянув мне в глаза. Я же давно потерялась в его. Мне померещилось, что я на лугу, и могу протянуть руку и погладить траву. Она была такой свежей зеленой, как его глаза.