— Николай Егорович, подождите, не уходите. Она все знает, знает!

Горев положил руки на Симочкины плечи, попытался заглянуть в ее глаза. Да разве заглянешь, если они прикрыты длинными темными ресницами!

— Симочка, не молчи! — умоляюще попросил он. — Ведь с Федей, может, случилась беда…

Симочкино сердце не могло больше выносить таких мучений и страданий. В полном и безвыходном отчаянии она села на пол и громко, безутешно заплакала.

— Ох, Федя-медведя! И что только… ты… наделал!… И за-ачем… зачем я… я дала тебе честное-е… пио-онерское! А то бы… то бы ты не поехал… на свой далекий Север…

Мать и Горев переглянулись. Максим опять закричал:

— Вот видите! Видите!

На лбу побледневшего Николая Егоровича появились крупные морщины. Он взглянул на часы и открыл входную дверь. Уже с крыльца запоздало донеслось:

— До свидания!

— Подождите! Я с вами!

Максим схватил пальто и кинулся вслед за Горевым.

Мать наклонилась к дочке, вытерла ей нос и попросила подняться с пола. Симочка посопела, повсхлипывала, но встала и отвернулась к стенке. Она долго стояла так, старательно отрывая пуговицу от пальто. Оторвав одну, она принялась за другую.

— Может быть, хватит одной? — спросила мать.

Симочка молчала. Мать подошла к ней и миролюбиво предложила:

— Давай-ка разденемся! — И сняла с пушистых белокурых Симочкиных волос голубую шапку.

— Мама… Мамочка, — жалобно протянула Серафима. — Ведь я им ничего не сказала, правда?

— Не сказала, не сказала, — успокоила мать. — Ты только плакала. На целый год сегодня наплакалась.

— А… а они найдут… Федю?

— Должны найти.

Тут мать стала объяснять дочке, что она плохой друг. Отговорить Федю надо было от поездки, а если не слушался — приказать. Ведь она же председатель совета отряда, а совсем не понимает, как должна поступать.

Симочка молчала, расстроенная. Выходило, что она виновата в Федином бегстве. А разве она его не отговаривала, разве она его не просила не ехать? И если она плохой председатель совета отряда, пусть ее переизберут.

Вот как получается: Федя мучается, Николай Егорович расстраивается, и Симочка наплакалась досыта. Мама тоже беспокоится: сидит за книгой, а сама почти не переворачивает страниц — все прислушивается к шагам во дворе.

Симочка взяла маленький стул, поставила рядом с маминым и уселась с Анютой на коленях. Но все равно было грустно. Она попробовала пересесть, но легче не делалось. Тогда она взяла мамину руку и положила себе на голову. Мать улыбнулась, погладила дочкины волосы, и Симочке стало легче.

Максим не шел. Симочка не могла больше томиться в неведении и предложила матери сходить вместе к Горевым. Может, Федя с отцом пришли.

Мать с сомнением покачала головой, но пойти согласилась. Они оделись и вышли из дому. Пороша с воем кинулась им в лицо, ветер злобно рванул Симочку за пальто. Она взяла мать за руку и смело шагнула во вьюжную тьму.

Дома у Горевых их встретила Тамара Аркадьевна. Она была одна и очень обрадовалась гостьям, упросила раздеться, пройти в комнаты. Мать рассказала ей, что Федя на вокзале, что Николай Егорович и Максим поехали туда за ним, их можно ждать с минуты на минуту. Тамара Аркадьевна слушала мать сумрачно, не перебивала. Она несколько раз подходила к окну — посмотреть, не идет ли Николай Егорович с Федей, не утихла ли вьюга. Симочка заметила, что за занавеской она тихонько вытирала глаза.

«Плачь, плачь! — с неприязнью думала Симочка. — Это все из-за тебя!»

Время шло. Никто не приходил. Тамара Аркадьевна тревожно советовалась с матерью: не поехать ли ей тоже на вокзал?

— Разъедетесь, — уверенно сказала мать, -Вы — туда, они — сюда.

Тамара Аркадьевна предложила гостьям чаю. Но Симочке ясно было, что делает она это из вежливости: даже не дослушав отказа матери, опять отошла к окну.

Звонок раздался неожиданно. Тамара Аркадьевна вздрогнула, растерянно взглянула на мать, а та уже спешила открыть дверь. В переднюю занесенная снегом вошла Анна Васильевна. Она не удивилась, увидав Серафиму и ее мать.

— Нашелся? — спросила учительница вместо приветствия.

Тамара Аркадьевна кивнула и передала рассказ матери. Симочка отряхивала Анну Васильевну от снега и хорошо видела, как она помрачнела. И когда ее строгие глаза с явным осуждением остановились на Тамаре Аркадьевне, Симочке показалось, что та сейчас расплачется.

Но никто не расплакался. Анна Васильевна сказала:

— Что ж стоять да у моря погоды ждать! Пойду им навстречу.

— В такую метель? Да вы их и не найдете. Они могут трамваем, могут троллейбусом… — несмело возразила Тамара Аркадьевна.

Но учительница все равно пошла. В дверях она вдруг повернулась.

— Я к вам еще приду, — сказала она Тамаре Аркадьевне. — Завтра.

Симочка с матерью пошли вместе с Анной Васильевной. Метель утихала. Лишь время от времени ветер, набравшись сил, дунет, поднимет снежную пыль, бросит в лицо прохожим и сникнет. На темно-синее небо из-за облаков медленно выплывала тусклая луна.

Около дома они увидели Максима.

— Федор нашелся! — крикнул он еще издали. Тут же на улице Максим подробно рассказал, как увидел Федю на площадке вагона.