Егор, мой внук, щедр на афоризмы. Сидя за тем же столом в ресторане моих друзей, он как-то сказал: “Я хочу, чтобы это сегодня было до завтра”. И я хочу.

Из Неаполя внутренним рейсом я летел в Венецию. Там, в аэропорту “Марко Поло”, ко мне подошел человек лет пятидесяти, японской наружности, в спортивном костюме и с фотоаппаратом через плечо.

– Мне кажется, вы говорите по-русски? Как мне повезло! Я так соскучился по родному языку!

– Вы откуда?

– Я из Алма-Аты. Оттуда прилетел в Неаполь, посмотрел его, потом слетал в Грецию, вернулся. И вот решил увидеть Венецию. Как город? Я что-то про него слышал. Как тут с гостиницами? А то я ни на одном языке не говорю. Ни слова не знаю. Только по-русски и по-казахски. Ну ничего, прибьюсь к какой-нибудь русской группе. Главное – деньги есть. Вот один путешествую. Интересно ведь, как люди в мире живут…

И опять мощь, покой и уверенность исходили от этого советского человека. Не бывшего советского, а настоящего. Я думаю, многим итальянцам этот казах запомнится как удивительный россиянин.

Странная все-таки эта штука – время. То оно стоит, то бежит, то идет. То быстро, то медленно. Иногда оно летит, иногда течет, иногда исчезает. Собственно, все это отлично знают и без меня. Времени бывает много и мало, но, как правило, его не хватает, и часто его не замечаешь. К сожалению. А потом смотришь – где оно, время? А его уже и нет. Вовсе.

Я полетел в Мюнхен, когда началась война в Осетии. Длилась она всего несколько дней. Для всех вроде бы одно и то же время. Но для каждого в отдельности – разное. Для кого-то оно остановилось навсегда. Для кого-то оно изменило всю жизнь радикально. Кто-то за это время все потерял, а кто-то заработал. Для кого-то оно тянулось, для кого-то мчалось. В прайм-тайм шли новости из “горячей точки”. Я смотрел. Я, не жалея времени, пытался понять. Ничего не понял. От происходящего только волосы вставали дыбом. Не у меня, конечно. А у того, у кого они есть. У моего друга, который тогда лечился от рака в Мюнхене, куда я улетел на один день, чтобы его проведать, волос не было. Временно. У меня уже не вырастут. У него выросли. Густые, но не кудрявые. А тогда мы с ним были одинаково лысые. Он носил бандану и говорил, что раньше думал, что лысые носят бандану типа выпендриться, а сейчас понял ее, банданы, реальную необходимость. Все, все можно понять со временем. Если захотеть. Не всегда, правда, это зависит от нашего желания. Иногда кто-то заставляет нас понять. Кто? Может быть, время? Пройдет время, и про Осетию я что-то пойму.

В Москве тогда моего однодневного отсутствия никто не заметил. А для меня этот единственный день в Мюнхене был долгим. Думаю, и для моего друга. Впрочем, у него, наверное, были свои взаимоотношения со временем.

Мюнхен был практически пустым. Машин мало, и людей мало. Август – время отпусков. Немцы уехали отдыхать в жаркие страны. А из очень жарких стран люди приехали в Мюнхен. Там август – время жары. Пятизвездочный отель процентов на девяносто был заселен арабами.

Арабские женщины в черном и в паранджах выходили из дорогих магазинов. И их не раздражала загнивающая, развратная, неверная Европа. Странные ощущения. Время как будто раздвоилось. Непонятно, в какой мир и в какое время ты попал. Восток это или Запад и XXI ли это век?

Да нет, конечно, Запад. Вот же памятник Красной Шапочке и Серому Волку. Вот сказка без времени. И абсолютно непонятная. Одни вопросы.

Почему мама отправила девочку одну к бабушке в такое позднее время через лес? Почему больная бабушка живет в лесу одна?

Почему Волк не съел Шапочку сразу вместе с пирожками?

И почему Шапочка сразу не увидела, что вместо бабушки Волк?

В Германии вдоль шоссе ни одного рекламного щита. Есть щиты с черно-белыми фотографиями погибших на дороге. Фотография и крестик. Это вместо венков и бесконечного кладбища на наших обочинах. Для этих людей время замерло. Скорость машины и конец жизни. Интересно, что думает человек в ее, жизни, последние секунды? Узнать-то я, конечно, узнаю, но рассказать, к сожалению, не смогу.

А в это же время продолжались Олимпийские игры. Собственно, это была борьба со временем и борьба за время. На Олимпийских играх время – деньги в прямом смысле. Это время надежд и время разочарований.

Новое время – странное время. Хотелось бы из него не выпасть и его понять.

И никто меня на них не посылал. Я сам на них отправился – на одну согласную и две гласных. Всего восемь часов лету – и там. Между прочим, все, кого я здесь видел, отправлялись на эти три веселые буквы добровольно, как и я. Хотя… Хотя, по рассказам старожилов этого места, некоторых действительно посылали, но на другие три веселые буквы, а их путешествие заканчивалось все равно здесь. Это место называется Гоа. Гоа – часть Индии и является бывшей португальской колонией. Все. Остальное об этом месте можно узнать самому, если захочется.