Строился Чернигов, преображался.

Мурзу Мстислав принял гостеприимно, потчевал, как знатного половца и, выспросив всё, чем интересовался (а интересовало его, какой численностью большая орда, когда намерена перекочевать в степь), велел приодеть мурзу, дать ему коня и сопроводить до границы Черниговского княжества, наказав:

–  Езжай, мурза, и передай хану Кариму: черниговский князь, как и киевский, ему не враги, коли будет жить с нами в мире.

Нет, Мстислав не верил в дружбу с кочевниками, он знал: как и печенеги, половцы могут быть коварны. И неизвестно, доберётся ли мурза до своей орды, слишком опасен путь, да и прислушается ли Карим к словам Мстислава. Но пусть знает хан, русичи в своих поступках благородны, дружбу чтят, но с недругами непримиримы. Лучше пусть половцы живут с русичами в согласии, как с добрыми соседями…

Над Черниговом догорала последняя заря, она была алой, предвещая утренний ветер. Город готовился ко сну. Закрылись лавки на торгу, пригнали с пастбища стадо. Бурёнки расходились по дворам, покачивая тяжёлым выменем. У колодца, что посреди улицы, отчаянно лаялись две молодки. Проходивший мимо старик пристыдил баб. Василько посмеялся. Пусть их, меньше дома зла будет. Прорысили гридни, в дозор выехали. Кони шли резво, встряхивая головами. Гридни переговаривались.

В детинце повстречался Васильку боярин Димитрий, из княжеских хором возвращался. Остановился боярин, спросил:

–  Почто третий день Парфёна не вижу?

–  Хвор боярин, поясницу ломит.

–  Хе, - осклабился Димитрий, - не надобно было молодости за девками жеребчиком скакать.

И поплёлся своей дорогой, худой, бородатый. Василько подумал с издёвкой:

«Кабы ты, боярин, почаще к жене в опочивальню наведывался, боярыня на чужих мужиков не зарилась бы».

Дома Василька жена ждала, следила, как девка стол накрывает. Василько Марью приголубил, в коий раз княгиню мысленно поблагодарил, что оженила.

Сырые ветры задувают в мрачный королевский замок, что в столице Польши, в городке Гнезно, зажатом между Вислой и Вартой, гуляют сквозняками по тёмным залам.

В последний год король Болеслав редко покидал замок. Вечно недовольный, он распекал слуг, укорял вельмож в лени и нежелании служить ему, королю Польши:

–  Вы, - говорил он, - не хотите поднять то, что лежит у ваших ног, но я заставлю вас это сделать!

С того дня, как в замке появилась Марыся, Болеслав переключился на дочь. Речи короля были об одном:

–  Ваш муж, пани Марыся, оказался никчёмным князем - брюзжал Болеслав, - судьба была к нему благосклонна, когда он оказался великим князем киевским. Но Святополк не смог удержать власть, слепец не видел, что Ярослав отправился к варягам, и вместо того чтобы поспешить за печенегами, он наслаждался властью. Ему было жалко открыть печенегам свою казну.

–  Но, отец, ты ведь отказался помочь ему, - вступилась за мужа Марыся.

Болеслав надул бритые щеки, с шумом выдохнул.

–  Ты обвиняешь меня? Но в тот год моё воинство не было готово к войне. Ты знаешь, они своенравны, мои шляхтичи.

Марыся бросила зло:

–  Твоё воинство не захотело помочь твоему зятю, но оно охотно прибрало червенские города.

–  Червенские города?
– вскипел Болеслав,-Знаешь ли ты, что Волынская земля - вековой спор Руси с Польшей?

–  Ты прежде должен был обратить взгляд на Туров.

–  Я твой отец, разве мало дал Святополку?

–  Что, кроме обещаний?

–  Я хочу тебе добра, Марыся.

–  Какого?

–  Мы поделим Русь с черниговским князем.

–  Как мыслишь ты?

–  Ему Киев, а Польше земли до Ирпеня и Эдвижа.

–  Мстислав не согласится.

Король вскинул голову колыхнулся жирный подбородок.

–  Тебе ли не знать, на какой крови замешан мир между братьями. Он зыбкий, как трясина.

–  Ты сказал, что хочешь мне добра, но из твоих слов я вижу только твой интерес.

Болеслав сложил на животе пухлые руки:

–  Ты получишь в своё владение княжество Туровское.

–  Ха, усмехнулась Марыся, - Туров и без того моё владение. Ты забыл, кто сидел в нем князем?

Марыся, у тебя жадность, как у голодной собаки.

–  А разве король забыл, чья я дочь?

Болеслав резко поднялся:

–  Я устал препираться с тобой. Ты получишь то, что я тебе дам. Ещё я потребую у русичей отдать тебе в мужья одного из сыновей Ярослава.

Марыся удивилась:

–  Его сыновья ещё дети.

–  Но они станут мужчинами, - король расхохотался, - Я думаю, лучше иметь на супружеском ложе юношу, чем немощного старца… Уходи, я велел позвать епископа Колбергского.