По реке ветерок погнал мелкую зыбь, взрябило воду, Спешит ладья. Если ветер не переменится, завтра к обеду они увидят Киев.

День выдался солнечный, ясный, видно, весна на лето окончательно повернула. В хоромах князя киевского с утра суета, девки с ног сбились, чистоту наводят, дубовые плашки, какими пол выстлан, воском до блеска натирают, на поварне стряпухи варят и парят, жарят и пекут.

Старый дворский уже не раз с боярыней-ключницей переругался, во всё сам вникал. То ему казалось, что она медов и вина жалеет, то не те советы стряпухам подаёт.

Заложив пальцы за расшитый золотом поясок, Ярослав прохаживался по горнице, прихрамывая. Ноги, обутые в сапожки синего сафьяна, мягко ступали по коврам. На столах книги в кожаных переплётах лежат, листы пергаментные. Иногда князь остановится, потеребит бородёнку и снова шагает.

Утром примчался с верховья, где Десна в Днепр впадает, гридин с донесением: ладья князя черниговского в Киев путь держит!

И волнуется Ярослав и радуется. Есть отчего волноваться: с чем Мстислав плывёт? А радостно оттого, что брата увидит. Чать, в последний раз виделись после Лиственного…

Вспомнил, как приходила как-то Ирина, уговаривала:

–  Касоги Мстислава покинули, не пора ли тебе Чернигов под себя взять?

Заманчиво стать единым князем над всей Русью. Но Ярослав воли чувствам не дал, посмотрел в глаза жене. Они у неё холодные, и лицо злое. Погладил ей руку, промолвил:

–  Нет, Иринушка, судьба нас рассудила. Не хочу лишать Мстислава его стола. Да и не обнажу меч на брата, один он у меня остался. Вспомни Святое Писание: «Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи».

И хоть удалилась Ирина недовольная, Ярослав не сожалел, что не послушал её. Из горницы Ярослав вышел на красное крыльцо, увидел ключницу. В душегрее, хоть и тепло, под кокошником волосы седые.

–  Неужли князя Мстислава ждём? Я-то его мальцом наказывала, на кухне озоровал, пироги таскал.

Ярослав рассмеялся:

–  Вот ты, боярыня Матрёна, и напомни ему.

Во двор въехал конный гридин, у крыльца соскочил с коня:

–  Князь, ладья Мстислава в полудне пути от Киева!

Киев открылся за поворотом Днепра грядой холмов, стенами крепостными. Засияли золотом купола Десятинной церкви. Разноцветьем стеколец заиграли княжеские хоромы. Мстислав первым делом на стены и башни внимание обратил. Пожалуй, в Чернигове не хуже.

А Василько Подолом заинтересовался. Сколько сапог здесь истоптал! Разросся-то, разросся!

–  Княже, - Василько повернулся к Мстиславу, люд на пристани, вишь, сколько, тя встречают. А вон и князь Ярослав!

Но Мстислав и сам уже видел Ярослава. Тот спускался с Андреевской горы прихрамывая. С ним бояре и воеводы.

Развернулась ладья боком, ткнулась в чалки, замерла. Мстислав через борт перемахнул, на пристань выбежал. Обнялись братья, долго стояли молча. Наконец Яро слав стер слезу:

–  Спасибо, утешил меня, радость великую доставил.

Без труда отыскал Василько Петруню. Да и где ему быть, как не среди тех, кто собор возводит. А поставили его за пределами старого города на пустыре. Теперь вокруг собора новые палаты боярские строились, дома рубили.

–  Василько!
– обрадовался Петруня и тут же потащил друга показать, как собор внутри отделывают.

–  Царьградской Софии не уступит, - заверил Петруня.
– В мрамор оденем, мозаикой украсим. А росписью мир удивим.

–  Мрамор-то откуда возьмёшь?

–  У греков. Да ещё сказывают, там, где речка Тетерев, есть мрамор и чёрный и красный.

Допоздна проговорили Василько с Петруней, а когда расставались, Петруня заверил:

–  В Киеве закончу, непременно в Чернигов переберусь, там собор поставлю, чтоб и черниговцы меня вспоминали!

Сидели в трапезной вдвоём. Уже сумерки сгустились, зажгли свечи. К еде почти не притронулись, пили мало, всё больше вино заморское. Братьев вспоминали, каких Святополк извёл, отца Владимира, великого князя киевского. Когда умирал, Ярослав в Новгороде сидел, а Мстислав в Тмутаракани…

–  По вине Святополка Волынская земля под Болеславом оказалась, - заметил Ярослав.

Тут Мстислав ему письмо протянул:

–  Зри, брате, на что ляхи меня подбивают.

Ярослав лист близко к глазам поднёс: что-то сдавать начали, прочитал. Долго молчал. Сказал наконец:

–  Коварство короля мне ведомо, но чтобы брата на брата наущать! Сам-то не седни завтра смертный час встретит… Что будем делать, брат? Не станем мы в угоду ляхам русь на русь биться, чтоб наши гридни кровавыми слезами умывались…