Принимали монаха черниговцы, слушали его рассказы и проповеди, звали в хоромы к боярину Димитрию и воеводе Роману. А неделю спустя явился в княжьи палаты, попросился к князю. Мстислав удивился:

–  Разве я не познал веру истинную?

Однако велел впустить монаха. Тот с порога князю поклонился, снял клобук, перекрестился.

–  Что тебе надобно, Божий человек?

Мстислав указал на кресло напротив. Но монах остался стоять.

–  Князь, пришёл я в Чернигов с письмом тебе от короля.

Мстислав удивился:

–  Что заставило Болеслава обратиться ко мне? Разве Ярослав не ближе?

–  Ты прочитай ту грамоту, - монах извлёк из потайного кармана лист, свёрнутый в трубочку, протянул князю.
– Мне письмо передал епископ Колбергский Рейнберн.

–  А поп католический при чём?
– Мстислав насупился.
– Чего ляхам от меня надо?

Письмо читал, хмурился. Наконец отложил лист на одноногий столик, аналой, спросил:

–  Ты, монах, русич или лях?

–  Русич, князь.

–  А ведомо ли тебе, о чём пишет мне Болеслав?

–  И то ведомо.

–  Ежели так, то как ты посмел прийти ко мне?
– Мстислав повысил голос.
– Ляхи предлагают мне Русь поделить, и ты с ними заодно? Эй, гридин!

В палату вошёл Василько. Мстислав указал на монаха:

–  Бродягу этого, коий от Болеслава ко мне заявился, за городские ворота выведи и на запад дорогу укажи. А буде артачиться, взашей дай. Поучи, чтоб впредь знал: князья русские за землю свою животы положат…

Той ночью монах Мстиславу во сне привиделся, стоит как жердь и лопочет:

–  В Киеве бы тебе княжить, не в Чернигове…

Мстислав того монаха за грудь взял, тряхнул:

–  На что подбиваешь, черноризец, на усобицу? Аль мало мы, князья, крови русской пролили? Теперь, мыслишь, Мстислав на Ярослава войной пойдёт, а Болеслав укоренится на нашей земле? Нет, тому не бывать, и на измену я не горазд. Червенским городам под ляхами не суждено, это искони русский край…

Пробудил Мстислава крик кочета. Голосисто запел на подворье воеводы Романа. Ему откликнулись другие в детинце и тут же подхватили по всему Чернигову.

Серел рассвет в оконцах, в гриднице переговаривались дружинники. Мстислав сон вспомнил, подумал: «Не Василька пошлю я в Киев, сам отправлюсь. Надо с Ярославом повидаться, а то ведь как от Лиственного разошлись, так подобру и не виделись».

Ладья с птицей грифоном на носу отвалила от причала. Враз выдохнули гребцы, ударили весла, и ладья легко вырвалась на средину реки. Паруса поймали ветер, и корабль устремился вниз по течению.

Мстислав стоял на корме, и ветер теребил его русые, тронутые сединой волосы. Князь смотрел, как отделяется пристань и стоявшие на ней бояре, а среди них Добронрава. «Жаль, не взял с собой, - только теперь пожалел Мстислав.
– Киев бы поглядела и душой отдохнула…»

Плывёт черниговский князь в Киев. Как-то встретятся братья? Не затаил ли обиды Ярослав? Ведь не миром делили Русь, мечом резали. Кто больше из них в том повинен? Поди ж ты, каждый мнил, не он!

За поворотом реки скрылся Чернигов, потянулись по берегам леса, их сменяли луга заливные, местами поля, на них зеленела рожь. Редкие деревни в три-четыре избы, обжи…

Вспомнился Мстиславу разговор с духовником накануне отъезда.

–  Не прелюбодействуй, княже, - сказал Кирилл, чти заповедь.

Духовник на Оксану намекнул. Мстиславу сделалось грустно:

–  Знаю, отец Кирилл, обиду жене причиняю, но как мне с болью сердечной справиться, помоги. Нет за моей спиной сына, кому сказал бы я: «Сын мой, вот княжество, какое на тебя оставляю…» Больно мне, отец Кирилл. Ох как болит душа… Добронраву люблю и не хочу обид ей, а что до Оксаны, так, отец Кирилл, может то последняя моя радость…

Мстислав ожидал услышать возражение, но духовник больше ничего не сказал, покинул княжью палату.

Скользит ладья по речной шири, и мысли Мстислава скользят по реке с неохватным именем - жизнь. «Праведно ли бытие моё на этой земле?
– думает Мстислав, - Что отвечу на суде Господнем? В Тмутаракани будто не замечал за собой греха. Чернигов требовал по наследию отцовскому. Откуда знать духовнику об Оксане? Но не Добронрава жаловалась ему, видать, молва людская гуляет по Чернигову…»

Как поступить ему? Коли грех это, то он, Мстислав, не волен с собой совладать…

На вёслах гридни, отроки крепкие, по бортам, на варяжский манер, щиты висят. Весело бежит ладья, торопко. На мачте тяжёлый, шитый золотом, червлёный стяг, а на корме княжеский шатёр.