Что касается служащих по найму в частных банковских учреждениях, то эксперт Суходольский заявил, что положение таких служащих вполне зависимое, они не имеют никакой самостоятельности и должны делать то, что им прикажет правление.

Происхождение вексельных бланков без текста князь Оболенский объяснил тем, что когда ему нужны были для сухарных подрядов вкладные билеты на большую сумму, то он выслал эти бланки с своею подписью Шеньяну, бывшему в то же время его компаньоном по подряду, предоставляя ему вписать тексты по своему усмотрению.

По вопросу о позаимствованиях из кассы банка членами правления и о растрате складочного капитала были допрошены свидетели Генниг, Веттер и Гунет. Гунет занимался операциями ссуд под процентные бумаги, иногда исправлял обязанности контролера и по приказанию директора (Лангвагена) подписывал без всяких справок вкладные билеты. «Ослушаться,— говорит Гунет,— я не мог, так как я был человек служащий, и ослушаться директора значило лишиться места». Все трое свидетелей были служащими в банке, поступили по рекомендации кого-либо из членов правления и, кроме того, задолжали банку под вычет из жалованья: Генниг — 3 тысячи рублей, Гунет — 300 рублей, Веттер не определил сумму своего долга, но тоже был должен. На дальнейшие вопросы большей частью свидетели отзывались незнанием, запамятованием или тем, что «это не наше дело было».

Свидетель Доннеберг взял из Кронштадтского банка вкладной билет в 32 тысячи рублей, который и продал за границей; Шеньяну он давал бланк на 10 тысяч рублей. Шеньян признал, что широко пользовался средствами для своих личных надобностей, благодаря тому, что все ссуды ему легко разрешались правлением, без всяких журнальных постановлений и, вообще, формальностей, по словесному распоряжению. «Все несчастие произошло потому, что у меня как хозяина банка не было настоящей деловой оппозиции; все были люди молодые, неопытные, слушались моих слов, а я был слишком слаб, доверчив».

Баров Фитингоф остался должен банку 1 тысячу 914 рублей, которые и внес, по удостоверению председателя конкурса по делам несостоятельного Кронштадтского банка, все сполна с процентами.

По заявлению Лангвагена, исчезновение основного капитала относится к 1876 году.

Участие Кронштадтского банка в постройке Боровичской железной дороги выразилось прежде всего в том, что правление внесло в Государственный банк половину акционерного капитала выданными под векселя Суздальцева билетами на сумму 321 тысячу рублей, а затем, в отсутствие Шеньяна, было заключено с Суздальцевым новое условие на выдачу 175 тысяч рублей билетами под его векселя под тем условием, чтобы Суздальцев представил облигации Боровичской дороги, чего он не исполнил. Сроки векселей Суздальцева проходили, и он давал векселя от имени общества Боровичской железной дороги без своих бланков на них. Это, главным образом, по словам Шеньяна и др., и втянуло банк в дела общества дороги, хотя уже стало ясно, что надеждам на крупные барыши для банка от дороги не суждено сбыться. Затратив крупную сумму, возврата которой не предвиделось, правление решило всеми мерами содействовать окончанию дороги; таким образом, выдачи вкладных билетов в данном случае, как говорит Лангваген, были вынужденною помощью со стороны банка Боровичской дороге с целью довести ее постройку до конца. Выдача, насколько он помнит, была разрешаема Шеньяном, и ей должна была предшествовать выдача векселей Суздальцевым, чего в действительности не делалось.

Спрошенный по настоящему вопросу свидетель Лобанов показал, что он был некоторое время членом правления банка, но потом вышел, так как правление все делало без его согласия и совета. И он был «по-видимому, совсем лишним человеком». Он был против участия банка в постройке Боровичской дороги, так как, по общему мнению, это предприятие не имело шансов на хороший успех.

Ольхин, бывший секретарь правления Боровичской дороги, удостоверил, что средства на постройку дороги выдавались из Государственного банка, всего около 800 тысяч рублей. Свидетель был акционером Кронштадтского банка, но не владел акциями; бывал по приглашению Шеньяна и Лангвагена на общих собраниях и ездил для того, чтобы подавать голос за утверждение отчета, за выбор депутатов, которых не знал лично, но выбирал, потому что ему говорили, кого выбирать; точно так же он был и акционером общества Боровичской железной дороги, получив ее акций на 5 тысяч рублей; средств на приобретение этих акций он не имел, но они записывались на его имя самим правлением.

Бывший строитель Боровичской дороги полковник Духновский заявил, что Кронштадтский банк имел сделки с правлением общества дороги, давал вкладные билеты на 321 тысячу рублей для представления их в Государственный банк вместо денег. Контракт и дополнительное условие на постройку дороги выработаны только им и Суздальцевым. Шеньян и Синебрюхов состояли директорами правления дороги, но «об акционерном участии их в деле» свидетель не знает; ему известно лишь то, что «акционерный капитал не собирался и общества не существовало вовсе». «На первое общее собрание,— показывал далее Духновский,— была приглашена целая компания, где был и я, как будущий строитель, и где было избрано правление; всех этих лиц приглашал Суздальцев, который был душою всего дела... В декабре 1874 года был устроен обед по какому-то торжественному случаю, кажется, по поводу добычи вкладных билетов Кронштадтского банка; на обеде Шеньян пил за здоровье Суздальцева, а Суздальцев — за здоровье Шеньяна». Духновский по приказу Шеньяна однажды получил из отделения Кронштадтского банка 15 тысяч рублей за счет Боровичской железной дороги. Впоследствии он предъявил к дороге иск об убытках, понесенных им в качестве строителя; иск этот был удовлетворен Судебной палатой, но решение ее кассировал Сенат.

Бывший поверенный общества Харламов подтвердил, что Суздальцев был главою предприятия и принимал деятельное участие в нем, но вел дела неправильно; до половины 1879 года в правлении общества не было правильно составленных, основанных на документах книг; долг дороги простирается в действительности до 2 миллионов 200 тысяч рублей, но так как многие претензии предъявлялись вдвойне и втройне, то поэтому и получилась сумма в 3 миллиона 886 тысяч рублей. Свидетель того мнения, что постройка дороги была бы выгодным и серьезным предприятием при условии осуществления некоторых дополнительных сооружений, как, например, моста через Мсту. Но ходатайства о том были отклонены, и это пагубно отозвалось на эксплуатации дороги.

Гласный Боровичского уездного земского собрания Кривцов и гласный Боровичской городской думы Соколов высказали, что польза от постройки Боровичской железной дороги была очевидна для всех, грузов на ней должно было быть достаточное количество, и поэтому земство и дума в свое время усиленно хлопотали о постройке этой дороги и о поддержке ее, когда дела общества пошатнулись.

Подсудимый Суздальцев показал, что он, зная о близких отношениях Шеньяна с Волжско-Камским банком по постройке Муромской железной дороги, обратился к нему с просьбой помочь реализировать капитал для Боровичской дороги; министр финансов согласился на внесение вкладных билетов Кронштадтского банка вместо денег; заключено было условие с Кронштадтским банком, который имел полную возможность следить за делами общества Боровичской железной дороги, потому что в директора правления дороги, которых по Уставу полагалось три, попали Шеньян и Синебрюхов, а так как для решения дел требуется большинство голосов, то они и ворочали им, а не он ими; зная его состоятельность и хороший личный кредит, Шеньян и Синебрюхов постоянно требовали его личных векселей; он же, стремясь довести постройку до конца, соглашался на все, и если в настоящем случае кто-либо является потерпевшим, то это он, Суздальцев, а отнюдь не Кронштадтский банк, который имел большие выгоды от операции с вкладными билетами и обеспечивал себя личными векселями Суздальцева.