Из прочитанных в дополнение к изложенному документов выяснилось, что уже в 1876 году дела банка были плохи, не уплачивалось по чекам и векселям, и Суздальцев нередко тщетно обращался с просьбой об уплате или высылке денег; между прочим, в одной из телеграмм Суздальцев просит Лангвагена привезти два срочных бланка для вкладных билетов. Утверждение Суздальцева, что он во всем действовал согласно желанию директоров Кронштадтского банка, опровергается протоколами и постановлениями правления Боровичской дороги, подписанными не Шеньяном и Синебрюховым, а Стабровским и Мейером, которые были назначены по желанию Суздальцева.

Определением С.-Петербургской судебной палаты, состоявшимся 15 февраля 1883 года, Боровичская железная дорога признана должником несостоятельным в сумме 3 миллионов 886 тысяч 140 рублей 20 с половиной коп.; на это определение дорогой подана кассационная жалоба в Сенат.

Мнения экспертов во вопросу об отношениях Суздальцева к обществу Боровичской железной дороги и Кронштадтскому банку разделились. Эксперт Суходольский признает выдачу вкладных билетов под векселя Суздальцева неправильною, причем неправильность эта впервые была допущена со стороны бывшего управляющего Государственным банком Е. И. Ламанского. Вольбрюк, поддерживая в этом Суходольского, добавил, что, по его мнению, Суздальцев состоял комиссионером Кронштадтского банка, что общества Боровичской дороги не существовало, а дорога принадлежала Суздальцеву, и он действовал за свой счет. Кожевников, признавший на предварительном следствии операцию с вкладными билетами фиктивной, на суде изменил свое заключение, заявив, что считает эту операцию «скорее неправильной, чем фиктивной»; Суздальцева по отношению к банку следует считать комиссионером для сбыта вкладных билетов, заведомо безденежных. Следующий эксперт высказал, что выражение «фиктивные вклады» он считает неверным, раз только банк принял вексель и учел его; Суздальцев был не более как посредником между обществом Боровичской дороги и Кронштадтским банком, он даже не значится в числе кредиторов банка. Последний эксперт дал заключение, что вексель, признанный правлением какого-нибудь банка благонадежным, все равно, что деньги, его можно принять на вклад и выдать под его обеспечение вкладной билет; выдача же вкладных билетов без всякого обеспечения должна считаться, безусловно, неправильной.

Относительно участия Кронштадтского банка в товариществе Военного комиссионерства подсудимый Шеньян показал, что он принял участие в товариществе по предложению Герарда и Мейеровича; цель комиссионерства заключалась в доставлении продовольствия войскам, как в России, так и за границей; дело представлялось очень выгодным и обещало дать громадные барыши; в предприятие вступили также Синебрюхов и Сутугин, и решено было взять ссуду из банка посредством учета векселей на сумму 129 тысяч. Впоследствии к ним присоединился князь Оболенский, занято было в банке 500 тысяч вкладными билетами, из которых половина пошла для военного комиссионерства, а другую половину взял лично князь Оболенский; часть этих денег была возвращена банку, так что общая сумма долга по этой операции определяется в 270 тысяч рублей. Синебрюхов, Лангваген и Сутугин в общем подтвердили показание Шеньяна.

Герард и Шорин были акционерами Военного комиссионерства. Герард потерял на этой операции 3 тысячи рублей. Сумма 8 тысяч рублей была внесена им не наличными деньгами, а вкладным билетом Кронштадтского банка, взятым под вексель. Когда конкурсное управление после объявления банка несостоятельным должником предъявило иск об уплате по этому векселю, свидетель предъявил взятый под вексель вкладной билет, и конкурс принял его, возвратив вексель. Необходимые для Комиссионерства средства поступали от Шеньяна.

Свидетель Беляев, служивший в Военном комиссионерстве, показал, что однажды личный секретарь Шеньяна Абель попросил его подписать «за контролера» вкладной билет Кронштадтского банка.

Затем были рассмотрены отношения Кронштадтского банка к операциям Путилова, умершего во время производства следствия по настоящему делу. Свидетель Бухе, душеприказчик Путилова, показал, что он занимался делами покойного в течение 10 лет, знает, что Путилов получил от Кронштадтского банка вкладные билеты, которые имел намерение все возвратить банку. Когда билеты были собраны, свидетель поехал в банк, получил оттуда все векселя Путилова, обеспечивавшие вкладные билеты, а за билетами должен был приехать Шеньян. Получил ли их Шеньян, свидетель не знает, но знает, что билеты были уложены в портфель и переданы Шеньяну, который, уезжая на дачу, оставил запертый портфель в кабинете Путилова; свидетель не допускает, чтобы Путилов мог пустить эти билеты в оборот без согласия Шеньяна, хотя отношения у них были вполне дружеские. Выдача вкладных билетов под векселя практиковалась почти во всех банках; Государственный банк знал, что билеты эти выдаются под векселя и, желая оказать помощь Кронштадтскому банку, приобретал его билеты. В 1873 году Путилов пользовался неограниченным кредитом, но в 1880 году кредит его пал, потому что предприятия его не осуществились по непредвиденным причинам.

Эксперты признали, что, как видно по книгам, операция банка с Путиловым была совершена под соло-векселя последнего, без всякого обеспечения, в книгах записывалась неправильно и не соответствовала требованиям Устава, хотя обычай, столь сильный в коммерческих делах, допускает подобные операции.

Рассмотрев указанные выше вопросы, суд перешел затем к наиболее сложному и обширному отделу о сухарных подрядах; был допрошен ряд свидетелей, близко знакомых с этой операцией и принимавших то или иное участие в ней, выслушаны объяснения и возражения подсудимых.

Свидетель Герард был поверенным Власова и К° по сухарной операции, получая 1 тысячу рублей жалованья в месяц, а в Бухаресте 3 тысячи; знал, что в деле участвуют князь Оболенский и Шеньян, но про участие Кронштадтского банка ничего не знал.

Свидетель Шорин ездил по поручению Шеньяна в Смоленск с вкладными билетами Кронштадтского банка для реализации их; вместе с ним ездил туда агент князя Оболенского Бируль, которому Шеньян не доверял, так как он дорого показывал расходы по учету векселей, около 30 процентов, а по заявлению самого Шеньяна — 80 процентов. В Смоленске билеты не удалось реализовать вследствие того, что там в Обществе взаимного кредита оказался уже большой долг по ранее заложенным билетам. В Смоленске Шорин встретил Софью Пергамент, служившую у князя Оболенского в Тульской его конторе и приехавшую сюда для получения из Городского банка разницы в 2 или 3 тысячи рублей за оплаченные Кронштадтским банком вкладные билеты. Вместе с Бирулем свидетель ездил с вкладными билетами на 80 тысяч рублей в Тулу, где банк билеты принял, выдав расписку Бирулю, а деньги обещал выслать.

Перевозчиков, служивший артельщиком при Кронштадтском банке, и другой служащий, Клычков, показали, что они возили в Петербург разные документы и в том числе вкладные билеты. Первый однажды сам доставил их князю Оболенскому, получил расписку, но векселей от князя не привозил; билеты приготовлялись по вечерам, большею частью, для чего Перевозчиков по приказанию директора собирал бухгалтера и контролеров, которым передавал или записку директора, или телеграмму, по которой требовалась высылка билетов. Писали билеты Емельянов, Ланге, Бреме, иногда Гунет, Генниг или Веттер.