— Он звонил вам в лагерь?

— Да. Каждый день.

— И двадцать девятого?

— И двадцать девятого, — подтвердил Сидоров. — Я тогда Витьке сказал, что к нему приехали из Горноуральска.

— Ну, а кража, — напомнил Пискунов. — К кем вы были в магазине?

— Вдвоем с Витькой, — не подымая головы, ответил Сидоров. — Я знал, что сигнализация испортилась. Тогда мы и решили… В ночь с двадцатого на двадцать первое… Но двадцатого «Монашка» отправила Витьку в Горноуральск к какой-то бабе. Все дело срывалось. А был верняк! Тогда мы стали прикидывать, что делать. И тут Витька вспомнил, что на станции Гора у него живет кореш, с которым он когда-то вместе сидел. Навели справки… И пошли в гараж. Витька договорился с ним и попросил съездить в Горноуральск на денек. Дали ему мой телефон, чтобы, как приедет, позвонил и отдал Витьке билеты до Горноуральска и обратно.

— Билеты? — спросил Ханов и удивленно обвел всех взглядом.

— Да, — закивал Сидоров. — Для отчета, наверное…

— А как фамилия того парня? — спросил я.

— Терехин… Терещенко…

— Терентьев, — подсказал Ханов.

— Точно! — вспомнил Сидоров. — Терентьев Колька!

— Красноперов брал себе что-либо с кражи?

— Только золото и деньги. Тысяч семь… Точно не знаю. Все остальное я увез в лагерь.

— «Монашка» имела какое-либо отношение к этой краже?

— Нет. Витька страшно боялся, что она узнает.

— Вот кое-что и проясняется, — констатировал Пискунов, как только Сидорова увели.

— Не будем спешить, — предостерег я.

— А что, собственно, ждать? — возмутился Ханов. — По всему видать, здесь затевается грандиозное дело. Вот кто этот в полушубке? С какой целью встречалась с ним Мигалева?

— Случайная встреча… Да мало ли что, — пожал плечами Пискунов, но в голосе его послышалась плохо скрываемая озабоченность.

— Давайте побеседуем с Епифановым, — предложил я. — Может, тогда все выяснится.

Пискунов снял трубку.

— Епифанова ко мне…

Через некоторое время двое милиционеров привели в кабинет Епифанова.

— Садитесь, — предложил Пискунов.

— Благодарю, — резко и зло ответил Епифанов.

— Не за что, — в тон ему откликнулся Ханов. — Садитесь, садитесь…

Епифанов сел на стул, закашлялся. Кашлял долго, с надрывом, все время хватаясь рукой за сердце. В груди у него что-то клокотало. На глазах выступили слезы.

— Бронхит? — спросил я.

— Эмфизема, будь она неладна! — прохрипел. Епифанов. — Щас пройдет… Ну, вот отпускает, кажись. Щас…

Он снова закашлялся. Наконец, смахнув ладонью слёзы, сказал:

— Пишите. Фамилия моя — Епифанов. Звать — Митрофан Игнатьевич!

— Это мы уже знаем, — усмехнулся Пискунов. — Когда вы приехали на станцию Гора?

— Недавно, — Епифанов испытующе посмотрел на Пискунова. — А разве свобода передвижения карается законом?

— Не надо утрировать, — предупредил Ханов. — Зачем вы сюда приехали?

— На работу…

— В церковь?

— Нет, — криво усмехнулся Епифанов. — Документы я потерял. А может, сперли… Куда я без документов? Пошел бродить по городу. Смотрю, храм божий! Дай, думаю, зайду… Зашел… Тепло. Тихо. А тут эта… Мигалева. Ну и излил ей душу. Пожалела. Работенку нашла. Жилье…

— Много берет? — спросил Пискунов.

— За что? — вскинул брови Епифанов.

— За квартиру…

— Четвертак в месяц, плюс за еду.

— Что вас связывало с гражданином Красноперовым по кличке Кривой? — спросил я.

— А, Витька! — немного растерялся Епифанов, и эта растерянность гримасой неудовлетворенности отразилась на его лице. Вопрос попал в точку.

— Да, да. Витьку, — подтвердил Ханов.

— Познакомились с ним случайно, — нехотя ответил Епифанов. — Забрел как-то в пивную. Вот там и встретились.

— И часто вы встречались?

— Раза три… Не помню…

— При обыске у вас нашли драгоценности и деньги. Имеют ли они какое-либо отношение к вашей связи с Красноперовым? — Я умышленно подводил Епифанова к этому вопросу. Теперь-то, после допроса Сидорова, нам было абсолютно ясно, откуда у Епифанова золотые кольца, перстни и деньги, найденные в собачьей будке. Если он начнет все отрицать, то неминуемо поставит себя в безвыходное положение. Если признает свою причастность, то в какой мере и что послужит поводом для столь трудного выхода из сложившейся ситуации?

Епифанов откинулся на спинку стула.

— Эти побрякушки Витька сам спрятал. Буквально на днях, — наконец сказал он.

«Первый неверный шаг, — отметил я для себя. — Если тайник строил Красноперов, то как туда попала финка? Слабое звено в версии Епифанова».

— Когда это было? — спросил Ханов.

— Числа двадцать третьего…

Этот ответ Епифанова мне понравился больше. Он умышленно отодвигал время сооружения тайника, почти вплотную приближая его к дню кражи из универмага. Дальше ехать было некуда, ибо мешала вилка: убийство — кража. О дне совершения кражи Епифанов был информирован точно.