Шрифт:
И судя по тому, как реагирует мое тело, я понимаю, что Риэлм был прав. Я любила Джеймса. Но, может, так, как есть сейчас, для нас будет лучше.
После уроков я прогуливаюсь по коридорам, внимательно смотрю на каждого, кто проходит мимо, пытаюсь понять, не была ли я раньше знакома с ними. Голова у меня все еще болит, но не так, как прошлой ночью. Может, мой мозг почти закончил восстановление.
– Долго ты шла.
Я останавливаюсь в нескольких футах от моего шкафчика, перед которым стоит Джеймс. Ему, похоже, скучно в опустевшем коридоре.
– Что ты тут делаешь?
– спрашиваю я.
– Я хочу улизнуть с тобой. Пойдем, - он указывает на открытую дверь.
– Э-мм, нет. Ты вчера ночью довольно быстро обидел меня. Давай не будет притворяться, до Программы дела шли не очень хорошо...
Он улыбается.
– Я говорю глупости, Слоан. Все время. Но, может, от мысли о том, что я не смогу поговорить с тобой, я схожу с ума. Может, я даже спать не мог. И, может, я пытаюсь все исправить.
– Тем, что втянешь меня в еще большие неприятности?
– А это мысль.
И я ничего не могу поделать, я смеюсь.
Дьявольские огоньки в глазах Джеймса заставляют меня думать, что неприятности — именно то, что он хочет получить от Программы. Поэтому я любила его раньше? Из-за его неповиновения?
– Если кто-то увидит нас вместе, они позвонят моей маме. А она потом позвонит в Программу.
– Тогда мы должны поторопиться и убираться отсюда. Готова?
Я думаю, стоит ли мне целенаправленно нарушать правила. Риэлм сказал, что я должна остаться жива. Остаться здоровой. А это может поставить под угрозу и то, и другое.
– Ты так повеселишься со мной, - шепчет Джеймс.
– Да ну?
– Я буду стараться изо всех сил.
Я вздыхаю, еще раз осторожно оглядываю коридор и, до того, как кто-нибудь заметит это, хватаю свои вещи и выхожу с Джеймсом из школы.
Часть 3. Глава 12
– Я смотрю, твой папа снова одолжил тебе машину, - говорю я, пока мы едем.
– Я украл ее. Ему больше не нравится, что я ее беру. Что-то подсказывает мне, что никогда и не нравилось, но после того, как я вернулся из Программы, он старался вести себя вежливо.
Я складываю руки на коленях, думаю, стоит ли рассказывать ему об отношениях, которые у нас были. Джеймс ведет машину, а я замечаю, что на его мизинце все еще повязана нитка с моей рубашки.
– Куда мы едем?
– спрашиваю я.
– Я тут нашел одно местечко. Там... красиво. Хотел показать его кому-нибудь, но, знаешь, друзей у меня немного.
– Может, все дело в твоем искрометном характере.
Он смеется.
– Ну же, Слоан, ведь я не так уж и плох?
– Ты ужасен.
Его улыбка блекнет, и он, похоже, о чем-то думает, пока мы едем по полям и пастбищам.
– Мне не нравится, когда мне причиняют боль, - говорит он.
– Я помню это, даже хотя я еще был ребенком. Думаю. Это как-то связано с маминым уходом — даже если я не знаю, как или почему она ушла — но я предпочитаю держать всех на расстоянии. Чтобы это не разрушило меня.
– Но ты ведь впустил Брейди, - тихо говорю я. Меня он тоже, должно быть, когда-то впустил.
Джеймс кивает.
– А теперь этих отношений больше нет, и от этого вроде как больно. Знать, что у меня что-то было, чего больше нет. Как будто у меня в груди дыра. Иногда я думаю, что эта боль может убить меня.
Я понимаю, что он имеет в виду. Пустота, у которой как будто нет причин. Что-то, что нельзя заполнить. Теперь я понимаю, что имел в виду Риэлм, когда говорил, что одно или два воспоминания могут свести с ума.
Джеймс тяжело вздыхает и включает радио.
– Ты портишь все веселье, Слоан. Предполагалось, что эта поездка взбодрит нас.
– Ты прав.
Я устраиваюсь поудобнее и наблюдаю за ним. Мне нравится спокойное, расслабленное выражение его лица, особенно если учесть, что я знаю, что под ним скрывается что-то темное. И что быть может, другая сторона этой темноты — страстная любовь.
Любовь, которую он испытывал ко мне.
Джеймс сворачивает на улицу с двусторонним движением, и я снова смотрю на его руку, на белые шрамы на ней. Я рассеянно протягиваю руку и провожу по ним указательным пальцем, а он ахает.