«Идиотка! Кретинка, - шипела Катя, петляя по улицам и запутывая следы. – С чего это я ополоумела? Ведь они не знают, что я это я. Как я могла забыть!»

Сорвав с головы свою дурацкую панамку, она распушила примятые волосы, вольяжно откинулась на спинку сидения – именно так, по ее представлениям, положено вести себя владелице дорогой машины – и, вырулив на магистральную асфальтированную дорогу, взяла курс на Москву.

Ломов и Сашок осматривали пепелище, не обратив внимания на одинокий букет, когда сзади остановились две женщины, явно местные и, судя по всему, уже не первый раз обсуждавшие происшествие.

– Дачники их вот-вот вернутся. А тут ни дома, ни хозяев, - мрачно заметила одна.

– Интересно, кому теперь участок достанется, - размышляла вслух другая. – Насколько я знаю, у Трошиных не было детей.

– Но кто-то все-таки был. Вон, смотри, цветы положили.

– Погоди! Это ж мои георгины! – удивленно воскликнула одна из женщин. – Я их только что срезала для одной покупательницы. Так ведь она им никто. Даже в глаза их не видела.

– А ты почем знаешь?

– Знаю. Сама говорила.

Ломов с Сашком, как по команде, обернулись.

– Чей, вы говорите, это букет? – спросил Ломов.

– Мой, - тут же отозвалась хозяйка цветов.

– Я хотел бы с вами поговорить. – Ломов взял женщину под руку. – С глазу на глаз... Может и цветочков заодно купим, - добавил он, чтобы не получить отказ. – Вы далеко живете?

– Да нет, вон там, через три дома, за углом.

Устроившись у нее на веранде за досчатым столом, Ломов приступил к расспросам:

– Расскажите, пожалуйста, кто купил у вас этот букет.

– Девушка одна. Она и вчера ко мне приходила. Дачу снять хотела. Чудачка. Это в июле-то месяце.

– И о чем вы с ней говорили?

– Она меня про сгоревший дом спрашивала. Кто живет там, не свободен ли. И еще о цветах. Очень ей мои цветы приглянулись. Вчера она у меня гладиолусы купила. А сегодня вот георгины. Только... – Женщина запнулась.

– Что, только?

– Она сказала, что цветы ей нужны для дня рождения подруги, а сама оставила их на пепелище.

– Она не говорила, случайно, где живет?

– Сказала, что в Красногорске.

– А как она выглядела?

– Молоденькая совсем. Платье в горошек. На голове смешная такая панамка, как из потрепанных джинсов сшитая.

– Так мы ж только что видели ее, когда выруливали на Лесную! – вспомнил Сашок. – Она налево, за угол свернула.

Оба, как по команде, вскочили.

– Куда же вы? – всполошилась женщина. – Вы ж цветочков хотели купить.

– В другой раз, - буркнул Ломов и, достав из кармана скомканную купюру в 10 долларов, бросил ее на стол: - А это аванс.

– Панамка. Платье в горошек. Я запомнил ее!
– возбужденно говорил Сашок с ревом срывая джип с места. – Если идет к станции пешком, мы ее нагоним.

– Если гонимся по правильному следу, - заметил Ломов. – Меня смущает то, что о ней говорят, как о молоденькой. Наша-то не только страхолюдина, но и уже не первой свежести.

Им долго пришлось колесить по улицам Новых Мытищ и вокруг станции. Сашок даже несколько раз пробежал из конца в конец весь перрон, повертелся у железнодорожных касс, покараулил у женского туалета. И ни с чем вернулся наконец к машине.

– Олухи мы с тобой царя небесного, - встретил его Ломов. – С чего мы взяли, что эта тварь будет ездить на электричке? С моими-то деньгами! Да она наверняка уже обзавелась Мерседесом или чем-нибудь в этом роде. Или, на худой конец, разъезжает на такси. Поехали в город. Нам тут делать нечего.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Благополучно вернувшись домой, Катя позвонила Светлане.

– Ну как вы там? Не доканала тебя моя малявка?

– Да нет, мы с ней отлично ладим. Только она про тебя спрашивает даже больше, чем про мать и отца. Что ты с ней решила? А то мне, знаешь, надоело дома торчать.

– Если обещаешь покормить, прямо сейчас приеду.

– Давай скорее. Представляешь, я... Я! нажарила куриных котлет, сама сделала картофельное пюре и летние щи с щавелем. Да на такое геройство меня еще никому не удавалось спровоцировать.

– Накрывай на стол. Еду!

Стряпня получилась у Рыжей не слишком вкусной, но, чтобы не разочаровать ее, Катя нахваливала все, что ела. А Тата сидела рядом, придвинув стул совсем близко, и провожала взглядом каждую ложку, отправляемую Катей в рот.