— Здравствуй, Алекс!

Я помнила наш последний разговор с Биллом, в котором тот убеждал меня, что спокойствие и выдержка — единственные козыри, которые мы можем спрятать в рукав моей больничной пижамы.

— Привет, Клав! — так этот идиот сокращал мое имя с нашей первой ссоры, — какого черта ты творишь? К чему вся эта шумиха с газетчиками?

— Дорогой, неужели газетчики волнуют тебя больше, чем судьба твоей жены, которую пытались изнасиловать?

— Меня сорвали из отпуска…

— Который был оплачен моими деньгами. Хватит, Алекс. Ты здесь вовсе не потому, что мне интересно слушать о твоем отдыхе или жаловаться на судьбу. Алекс Форк, все мои счета заморожены, на счет клиники не поступают деньги за мое содержание в частном секторе, и завтрашнее утро я встречу в государственном корпусе. Думаю, что это невыгодно нам обоим.

Он слушал меня молча. И это уже само по себе было свидетельством сложной умственной работы.

Прошло минут десять прежде, чем он наконец произнес:

— Я не знал об этой ситуации. Что касается государственного корпуса, я поговорю со Стивенсом. Думаю, он сможет пойти нам навстречу, если учесть то недоразумение, которое недавно случилось по его вине.

Недоразумение. Вот как это называется. Простое недоразумение. Моя бровь истерично дернулась, и это не укрылось от Алекса.

— Как ты? Клавдия?

Он положил руку мне на плечо. В душе, где-то очень глубоко, шевельнулось что-то теплое, бесконечно забытое. Всего на секунду.

— Я пытаюсь выжить, Форк, — выдавила я голосом более холодным, чем хотелось. Алекс сухо кивнул и вышел.

Потянулись долгие минуты ожидания. Алекс Форк решительно не умел вести никаких переговоров. Страшно подумать, что сейчас моя судьба зависела от непредсказуемого характера этого человека.

Я пыталась хоть как-то систематизировать мысли, хаотично разбросанные по моему, уже частично расшатанному, сознанию. Не получалось. У меня начинали дрожать руки, и мне адски хотелось курить.

По моим ощущениям прошло уже более двух часов с того момента, когда Алекс вышел из моей палаты. Хотя мои ощущения уже давно нельзя считать чем-то надежным. Новостей не было. Самым неприятным было то, что сил бороться у меня уже практически не оставалось.

Примерно через три с половиной часа вернулся мой муж Алекс Форк, но я этого уже не знала. За несколько минут до его возвращения меня сморил сон.

Я рывком вскочила с кровати, пытаясь на ходу прикинуть, сколько времени у меня осталось до момента, когда я перестану быть наемником и стану самым обычным покойником. Мне кажется, что я проспала от двух до трех дней, но мои ощущения могут сильно отличаться от действительности. В момент, когда я просыпаюсь в этом мире или в палате психиатрической клиники, мои воспоминания о предыдущих событиях сильно затираются.

Моя спальня давно остыла. Видимо, пока я спала, никто не утруждался растопкой камина. В доме было пусто и холодно. Практически все ставни были наглухо закрыты, лишь по тонким солнечным лучам, едва пробивающимся через щели, можно понять, что на улице давно наступил день.

На лестнице мне под ноги попался милый мальчик Джозеф Хартуэй. Споткнувшись, я грязно выругалась, чем немало смутила мальчишку, но потом вспомнила, что он сын главы Совета и что, в принципе, он может быть мне полезен, и сбавила обороты.

— Эй, Джо! — мальчик обернулся и смущенно опустил глаза, — куда все подевались?

— Все спят, миледи.

— Сейчас разгар дня. Должно быть, уже перевалило за полдень.

— Вот именно, миледи, воры, убийцы и наемники бодрствуют ночью. Днем же большинство из них предпочитает спать. По тем или иным причинам.

Его последние слова заставили меня задуматься. Я стояла посреди лестницы и смотрела, как мелкие пылинки кружатся в воздухе, подсвеченные тонкими лучами.

— Джо! Сколько у меня осталось времени?

Он уже успел дойти до конца лестницы.

— Шесть дней, миледи. Я все ждал, когда вы спросите это.

Больше он не произнес ни слова и скрылся в одной из бесконечных комнат этого отвратительного дома.

Значит, у меня было еще шесть дней. Неплохо, но мне казалось, что я проспала меньше. Хотя черт с этим. Сейчас я хочу пройтись. Толкнув тяжелую дверь, я оказалась на залитом солнцем крыльце.

Норфолк. Кажется, я уже говорила, что нахожу этот город мерзким, а его население отталкивающим. Уличная мостовая представляла собой ковер из гниющих овощей и содержимого ночных горшков, которое местные жители так любили выплескивать прямо из окон.