Шрифт:
Тут же были наполнены все вёдра, и народ, охваченный безумным энтузиазмом в ожидании приближающегося зрелища, усердно драил лестницу, среднюю площадку, площадку дневального и туалеты. С Витькиного лица не сходила нервная улыбка, и Санька спросил его:
— Что ты будешь делать, когда они закончат мыть?
Улыбка тут же погасла, и он побледнел.
— Выручай! Срочно разыщи Гришку! Он, кажется, на чердаке в корпусе рядом. Бегом, иначе убьют.
— Может сказать, пока не вымыли?
— Всё равно убьют.
— Вечно ты заваришь какую-нибудь кашу, увязнешь в ней по уши, как потом отмыться, — вдруг неожиданно для себя возмутился Санька, хлопнув дверью казармы, и побежал на поиски Голубкова.
Он зашёл в подъезд, где находилась библиотека, поднялся по лестнице на чердак, приподнял дверцу и крикнул.
Гришка не заставил себя ждать, и его грязная, в пыли и паутине физиономия появилась в проёме чердачного колодца. Чёрная гимнастёрка была в пуху, зелёные кошачьи глаза горели охотничьим азартом. Гришка возбуждённо опустил в проём руку, и Санька увидел в ней сизого с перепуганными выпученными глазами голубя.
— Голубя мира поймал, — радостно выпалил он. – Видишь какой!
— Гришка, спасай, — взмолился Санька. – Витьку сейчас убьют.
Гришка всё понял, усомнившись лишь в том, что убивать будут сейчас, на посту:
— А вот после наряда действительно убить могут. Идём, — и сунул сизопёрого за пазуху.
Когда вошли в казарму, работа подходила к концу. Витькино лицо поблёкло, но он пытался улыбнуться.
— Спокойно, — шепнул Гриша. – Спасу.
— Ты всё же не торопись, — всё ещё пытался не потерять самообладание Витька. – Если даже не получится, казарму домоют.
— Домыть-то домоют, но за раз назло тебе испачкают.
Вскоре всё необходимое для сдачи наряда блестело. Народ с красными от холодной воды руками собрался около сушилки.
— Го-голубков, у тебя всё? – Витькин голос дрожал по-козлиному.
— Иду, — глухо отозвался из сушилки Гришка, и скоро он, светящийся радостью, появился с маленькой клеткой в руках. В клетке сидела мышь… с двумя хвостами.
Больше всех удивился Витька, такого он и сам не ожидал. Мышь была заперта в тесной клеточке, и один хвост у неё поднимался над другим. Толпа даже не стала возмущаться, что это не обещанная крыса, а всего навсего мышь. Настолько всё было необычно.
— Всё, — тут же взял себя в руки Витька. На этом кино заканчивается. Слабонервных просим удалиться. Гришка, неси зоопарк на своё законное место.
Все разбрелись, поражённые невиданным. Кое-кто даже позавидовал.
— Тут в увольнение ходишь, бестолку по городу бродишь, в очередях за мороженым стоишь, а этим в наряде так повезло. Мышь двухвостую поймать.
Скоро из сушилки появился Гришка, и Витька, не удержавшись, спросил его:
— Никогда бы не подумал, что такое бывает.
— Я тоже, — озабоченно сдвинул густые брови Гришка. – Хотя, что здесь особого. Просто две мыши нужны. Одна дохлая и одна живая.
И тут Витьке из-за своей же выдумки сделалось плохо, и он побледнел ещё больше.
— Но зато я тебе голубя мира нашёл. Смотри, какой, — достал он из-под гимнастёрки сизаря.
— Но он не белый, — подавил неприятное чувство Витька, — хотя зимой и такой сойдёт. Всё-таки не ворона.
— А чё, можно и ворону отловить, — пообещал Гришка.
Но и после того, как Гришка посулил ворону, день продолжал дарить сюрпризы.
Пришёл Володя и принёс конфеты по случаю своего первого прыжка. Он рассказывал, как сначала немного испугался, а когда летел, то даже пел песню…
А в самом конце дня пришёл почтальон Толя Мерченко и принёс письмо. Он протянул его Витьке:
— Библиотекарша сказала, что суворовец «В» это ты. Ты же её предупреждал?
— Да, я, — то ли обрадовался, то ли испугался Витька, ещё раз за сегодняшний день.
Ответила!
Письмо состояло из четырёх предложений:
«Здравствуй дорогой товарищ «В», — очень вежливо обратилась Лида, но потом вдруг неожиданно, как врач, поставила диагноз; – «В», ты – дурак и не лечишься. — Затем она спрогнозировала развитие болезни: – Хотя, если дурак, то это надолго. – И лишь в конце написала о себе: – А меня сегодня обидели, и было так грустно.
— Написала! Написала! – кричал Витька, будто получил добавку жареной картошки. – Всё-таки, написала, а я думал, не ответит.