Шрифт:
На следующее утро из всех ворот стольного города Владимира — Золотых, Орининых, Серебряных, Волжских — выехали великокняжеские гонцы.
Возле города к гонцам присоединялись доверенные нукеры [31] посла Неврюя. Дальше ехали вместе, стремя в стремя: гонец великого князя Андрея и татарин в шубе мехом наружу, в войлочном колпаке с нашитыми на него красными шариками — знаком ханского гонца. А рядом с дружинниками-охранителями гонца поскакивали на лохматых низкорослых лошадках ордынские воины с луками за спиной, с копьями и кривыми саблями.
31
Нукеры (в переводе с монгольского — друзья, товарищи) — дружинники хана и кочевых феодалов, часто выполнявшие ответственные поручения или служившие личными телохранителями; из нукеров обычно назначались десятник и сотники ордынского войска.
2
К Москве гонцы подъехали в день Петра-капустника [32] , когда по обычаю бабы на огородах высаживали в землю последнюю рассаду. С огородов и начиналась Москва: они тянулись по обе стороны Великой Владимирской дороги.
Вокруг было тихо, тепло, благостно. Белые, жёлтые, красные бабьи платки пестрели, как цветы на лугу. Копыта коней беззвучно опускались в дорожную пыль. Негромко перекликивались на Великом лугу пастушеские рожки. Празднично поблескивали на солнце купола кремлёвских соборов.
32
Петр-капустник — 12 июня.
Дорога незаметно перешла в посадскую улицу. Застучали под копытами сосновые плахи мостовой. Прохожие испуганно прижимались к частоколам, пропуская чужих всадников.
Неподалёку от Богоявленского монастыря поперёк улицы были поставлены рогатки — застава. Седенький мытник и караульные ратники, разинув от изумления рты, смотрели на страшных обличьем татарских воинов.
Великокняжеский гонец крикнул угрожающе:
— Освобождай дорогу! Гонцы от великого князя Андрея Александровича и посла сильного Неврюя!
Ратники засуетились, растаскивая рогатки. Один из них вскочил на коня, привязанного тут же, к крыльцу посадской избы, и понёсся, барабаня босыми пятками в лошадные бока, к Кремлю.
Весть о прибытии гонцов застала князя Даниила врасплох.
О том, что какое-то ордынское войско двигалось к русским рубежам, в Москве уже знали. Знали и то, что войско это будто бы небольшое, идёт без обозов — изгоном. Можно было предположить, что некий беспокойный мурза замыслил набег. Подобные набеги в последнее время, с тех пор, как в Орде начались свои усобицы, случались нередко: хан Тохта уже не мог, как прежде, держать в руках улусных мурз.
Но обычно мурзы со своими малыми ордами шарпали по окраинам, дальше Оки-реки не заходили. Да и зачем мурзам посылать впереди себя гонцов? Мурзы искрадывали русские окраины тишком, яко ночные тати...
Но времени для раздумий не оставалось. Ордынцы вот-вот будут у ворот Кремля. Князь Даниил кивнул дворецкому Ивану Клуше:
— Поди, боярин, встреть честью. Скажи, чтобы передохнули с дороги, постоловались. Да медов, медов не жалей!
Иван Романович Клуша затопал к дверям, являя ревностное проворство, столь необычное при его дородстве и медлительном нраве.
— Зовите боярина Протасия, тысяцкого Петра, Геронтия, — распоряжался Даниил. — Да толмача Артуя не забудьте, может понадобиться. Мне одеться подайте, что получше...
Подходили думные люди, запыхавшиеся, тревожные.
Боярин Протасий Воронец прямо от порога начал:
— Не к добру это! Не иначе новая Андреева выдумка!
Князь Даниил, натягивая поверх домашней холщовой рубахи синий фряжский кафтан с золочёными пуговицами, проговорил сквозь зубы:
— Поглядим... Чего заранее загадывать?
— Выпытать бы у послов, пока бражничают, зачем приехали... Да обговорить всё самим заранее...
— О том я и сказал боярину Ивану...
Тысяцкий Пётр Босоволков важно кивнул головой, соглашаясь.
В горницу вкатился дворецкий Клуша. Испуганно тараща глаза, зашептал князю, что послы упрямятся, в столовую палату не идут, но неотступно требуют, чтобы говорили с ними тотчас...
— Ну что ж, раз требуют — поговорим! — согласился Даниил. — Не со спора же начинать? Веди гонцов в посольскую горницу. Да не торопись особенно, окольным путём веди...
Наскоро обговорили между собой, что приём будет малый, без лишних людей. Князь Даниил широко перекрестился:
— Ну, с Богом!
Посольская горница Даниила Московского была не слишком просторной, но богатой. На полу расстелен цветастый ковёр. Стены увешаны драгоценным оружием, своими и чужими стягами, а среди них, на почётном месте — бунчук из хвоста рыжей кобылы, отбитый москвичами у ордынского царевича на Оке-реке. Княжеское кресло тоже было богатое, из резного морёного дуба, с серебром и рыбьим зубом [33] , на высокой спинке — московский герб: яростный всадник, поражающий копьём змия.
33
Рыбий зуб — моржовые клыки.