Шрифт:
— Пусть так. Но в учебе я тоже пользы не вижу. Вот закончишь ты университет, и что? Кому ты нужен будешь со своим дипломом литературоведа? Сейчас такие времена, когда стране нужнее солдаты…
— Ты хотел сказать пушечное мясо? Такие наивные парни, как ты, не обученные военному делу, но с горящими глазами и мозгами, засоренными патриотическим мусором? Любому человеку надо сначала научиться думать! А для этого он должен образовываться…
— Меня жизнь учит, — отмахнулся Дато. — И можешь мне морали не читать — бесполезно. У меня к ним с детства иммунитет. Уж сколько от матери я их выслушал, не счесть.
— Выходит, ты стал башибузуком, — грустно заметила Маша.
— Я стал рыцарем, — возразил Дато.
Зура тем временем снял с его руки окровавленный бинт. Швырнул его на пол. Рана была неглубокой, но обширной. И сильно кровоточила. Зураб промыл ее, наложил новую повязку. Получилось у него на удивление ловко.
— Ты как опытный санитар действуешь, — похвалила его Маша. — Молодец.
— А я и есть санитар, — усмехнулся Зура. — Когда в школе у нас военизированная игра «Зарница» проводилась, я записался в отряд медслужбы. Был там единственным мальчиком.
— Не знала, что ты когда-то хотел стать врачом.
— Никогда не хотел. Просто, если война… Я не желаю убивать людей. Только помогать им.
Дато скорчил гримасу, но не стал вступать в полемику. Положив голову на Машины колени, заглянул ей в глаза.
— Ты как, малыш? — Деликатный Зураб тут же ушел в соседнюю комнату.
— Плохо. Вместо того чтобы думать о завтрашней премьере, я переживаю за тебя.
— Не стоит… — И опять его улыбка с «завитушками». И ласкающий взгляд… — Сосредоточься на своей роли. Не можешь же ты опозориться перед будущим мужем…
— Папа никогда не разрешит мне выйти за тебя, — грустно проговорила Маша. Она была уверена, что это не помешает ей стать женой Дато. Она пойдет против всего мира, лишь бы быть с ним, но… Она так любила своих родителей, хоть и постоянно в последнее время с ними ругалась… И мечтала о том, чтобы отец, он был ей ближе матери, одобрил ее выбор.
— Я докажу ему, что я стоящий человек. Не переживай! — Вот так Дато ко всему легко относился. И его оптимизм был заразителен. — А теперь я посплю, ладно? Ты только не уходи сразу, посиди со мной, хорошо?
— Договорились.
Он переместил голову на подушку. Но ее руку положил под щеку и закрыл глаза. Через пару минут он засопел. Маша осторожно высвободила кисть, легонько поцеловала любимого в висок и покинула дом Ристави. Несмотря ни на что, она была счастлива. Ведь ее Дато жив!
Маша стояла перед зеркалом и с восторгом рассматривала свое отражение. Какая же она сегодня красивая!
Нежное кремовое платье из кружев, с обтягивающим лифом и пышной юбкой до щиколоток, белые босоножки на каблуке, в руках букет лилий…
Темные волосы завиты на крупные бигуди и собраны в хвост на макушке. Челка до бровей. Можно было бы постричь, но Маша решила оставить ее длинной. Чтоб глаза ярче сверкали.
— Как дела, доченька? — услышала она за спиной голос папы. — Готова к важному событию?
Маша кивнула.
— Выглядишь потрясающе. — Он подошел, обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.
— Я почему-то волнуюсь, — призналась Маша. — Как будто перед премьерой…
— Но ведь предстоящее событие своего рода премьера. — Он полез в карман. Маша следила за движением его рук, но отец попросил: — Закрой глаза.
Маша зажмурилась.
— Теперь открывай…
Она разлепила веки, и когда снова увидела свое отражение в зеркале, оказалось, что на ее шее блестит цепочка с красивейшим кулоном в форме раковины, в которых рождается и зреет жемчуг. Материалы — золото и глазурь.
— Какое чудо! — восхитилась Маша.
— Нравится?
— Безумно!
— Я рад.
— Спасибо, папочка! — И она крепко его поцеловала.
Дверь вновь распахнулась, и в комнату ворвалась мама.
— Там столько народа! И такие важные люди… — Она подлетела к дочери и поправила атласный бант на ее хвосте. — Або Адаладзе тоже тут, — шепнула она мужу. — Это ты его пригласил?
— Я просто сказал ему, что у моей дочери сегодня важный день. И он пришел.
— Кто такой Або Адаладзе? — спросила Маша.
— Это человек очень высокого положения, доченька. Правая рука самого… — И мать ткнула пальцем в небо, будто говорила по меньшей мере об архангеле Гаврииле. — И у него с твоим папой сложились прекрасные отношения. Дружеские, я бы сказала.
— Все, девочки, хватит чирикать… Пойдемте!
Маша бросила последний взгляд на собственное отражение, нашла его безупречным и со спокойной душой двинулась к выходу.