Превратите упражнение в игру. Подсчитывайте, сколько раз вы улыбнулись за день. А затем поставьте перед собой цель сегодня улыбаться чаще, чем вчера.

Пора пустить улыбку в ход в общении со знакомыми людьми. Сначала улыбайтесь тем, кого не боитесь, – например, стажеру в вашей компании. Постепенно переходите к тем, кто внушает вам легкую робость, – например, к коллегам или внешне приятным людям, к которым вас, однако, не тянет. Затем одарите улыбкой своего непосредственного начальника. Далее – начальника своего начальника. Словом, идея понятна. Продолжайте улыбаться людям, которых вы побаиваетесь, – от не самых страшных до самых страшных.

Нам известно, как передается ветряная оспа, как чувствуют себя пациенты, сколько длится болезнь, как ее лечить. Никому и в голову не приходит всмотреться в покрытое красными пятнами лицо и спросить: «А это что еще за сыпь?»

Застенчивость не столь очевидна. Со стороны незаметно, что вас одолевают головокружение, тошнота, ступор, потливость, как в сауне. Однако воображение может подсказать кое-что похуже. Манеру не смотреть в глаза и не улыбаться от застенчивости люди часто путают с высокомерием [25].

Смотрите. Снобы не обращаются к людям первыми. И Стесняшки тоже. Снобы не приветствуют окружающих, не называют их по именам. Как и Стесняшки. Снобы сторонятся компаний. И Стесняшки. Зачем же удивляться тому, что люди часто путают Стесняшек со Снобами?

Если бы я знала об этом, когда училась в колледже, то была бы избавлена от множества бессонных ночей. На первом курсе я со всего разбега втрескалась в сексуального парня из нашей группы художников. Это был француз из Парижа. Мне часто представлялось, как Жак мчится на велосипеде, в берете на макушке, с длинным батоном под мышкой. Я фантазировала, как мы целуемся под мостом Неф, на берегу реки Сены. (Почему-то поцелуи под мостом Гаррисон-авеню, на берегу реки Арканзас, пленяли меня значительно меньше.)

Мне нравилась его речь. С подростковых лет у меня подкашивались ноги от иностранного акцента. (В то время я еще не знала, что акцент – просто ломаный английский.) Но способна я была лишь робко, украдкой поглядывать на Жака из-за мольберта.

Сразу после рисования у нас в расписании стояла химия, в корпусе на другом конце кампуса. Едва звенел звонок, я мигом собирала кисти и неслась на следующее занятие. Проделать тот же путь с Жаком я не решалась: боялась онеметь или ляпнуть глупость.

Однажды во время такого спринтерского забега я услышала за спиной шум шагов и грассирующий голос:

– Лили, Лили! Лили, куда ти так спешишь?

Я замерла, как перепуганный зверек. Казалось, слова превратились в древесные стружки, а мой язык – в наждак.

Жак догнал меня и продолжал:

– Лили, ми ходим этой догогой каждий ден, но ти идешь одна, не со мной. Я тьебе не нгавлюсь?

– О, нет. Конечно, нет.

– Вот, тогда гешено, – с показной бравадой продолжал он. – Отныне ми будем ходьить на химию вмьесте, да?

У меня так колотилось сердце, что Жак наверняка слышал грохот. Несколько секунд мы шагали молча: он улыбался, а я старалась не расплакаться. Наконец я больше не смогла удерживать слезы.

– Лили, что с тобой? – спросил Жак.

Этот вопрос стал последней каплей, и я выпалила:

– Я стесняюсь!

– Пгости, что ти сказала?

– Стесняюсь, понимаешь? – всхлипнула я. Он положил ладонь мне на плечо.

– Лили, какое счастье! А я думаль, ти избегаешь меня потому, что я тьебе не нгавлюсь. Пгости, но я считал тьебя… как это говогите вы, амьериканцы… снабом.

– Что-что? – выговорила я. Он рассмеялся.

– То есть снобкой.

Я не верила своим ушам: Жак думал, что я воображала!

Стесняшки, вы более чувствительны и ранимы, чем Уверенные, и потому вам особенно неприятно ранить чужие чувства – например, презрением. Долгие годы я мысленно прикрикивала на себя: «Не смей стесняться!» Само собой, в первую очередь потому, что быть застенчивым – это очень мучительно.

А теперь перевернем бинокль. Рассмотрим ситуацию с другой точки зрения. Внесите разнообразие в свой внутренний диалог, скажите себе: «Я должен улыбаться людям не ради себя, а ради них. Иначе они подумают, что я их игнорирую и презираю».