Шрифт:
– Мне, вообще, всё это не нравится. Я бы предпочёл врага в чистом поле, или жизнь отшельника где-нибудь в Хуаншань {35} с книгами и …
– …и с хорошенькой девушкой.
– Продолжил Фэй, искоса глядя на товарища.
Ли покраснел до корней волос.
– Откуда ты знаешь?
– Непроизвольно вырвалось у него.
– А, у тебя на физиономии всё написано, только слепой не увидит. Ладно, потом расскажешь. Времени будет предостаточно, а вот девушек нам теперь долго не видать.
35
Хуаншань – горный хребет
Друзья расстались, уговорившись встретиться поутру.
На следующую ночь отряд из двадцати всадников миновал городские ворота и исчез в непроглядных потоках дождя.
Ли и Фэй ехали молча. Мысли каждого из них были далеки от размокшей дороги и леса, тёмной стеной встающего по обе её стороны.
Настроение друзей соответствовало погоде. Настоящее отзывалось им чавканьем лошадиных копыт в дорожной грязи, а будущее терялось в ночной темноте.
ЛИ-ЦИН
Под утро дождь прекратился, и взошедшее солнце быстро разогнало остатки серых облаков. День обещал быть жарким и спокойным.
Солнечный луч, пробился сквозь густую листву старого платана, осветил оштукатуренную, выкрашенную алой краской стену терема, медленно спустился к окну, проскользнул в небольшую комнату и ярко вспыхнул на шёлковом стёганом одеяле.
Одеяло слегка пошевелилось, замерло на мгновение, потом, отброшенное чьей-то быстрой рукой, слетело на пол.
Обладатель быстрой, изящной ручки – прелестная девочка лет тринадцати-четырнадцати сладко потянулась на своём ложе и села, протирая глаза маленькими кулачками. Высоко поднятые брови придавали её лицу удивлённое выражение.
Солнце осветило уже всю комнату: две расписные ширмы, столик с разложенными на нём гребешками и шпильками, бронзовое зеркальце и шкатулку с украшениями. В разных углах комнаты стояли искусно сделанные из глины и плетёного бамбука игрушки.
Девушка сбросила с себя короткую кофточку ханьчжоуского шёлка и длинную красную рубашку, сменив их на изящный халатик, взяла со столика черепаховый гребень в серебряной оправе и несколько раз провела им вдоль шелковистых, чёрных волос.
– Ли-цин, дитя моё, солнышко уже проснулось. Пора и тебе вставать.
– Раздался из-за двери певучий женский голос.
– Входи, няня, Я уже не сплю.
– Отозвалась девочка, рассматривая своё отражение в зеркальце.
– Проснулась, ласточка моя, цветочек лесной да пригожий!
– В комнату с ласковым воркованием вошла полная женщина лет сорока пяти. В руках у неё был медный таз для умывания.
– Сколько я себя помню, нянюшка, утро всегда начинается тобой, где бы я ни была – здесь или у сестёр в провинции. И ещё этим тазиком. Как ты его любишь за собой возить.
– А, как же иначе, солнышко моё. Иначе нельзя. Дай-ка я тебя причешу, украшу…
– Ты же знаешь – я терпеть не могу эти причёски, шпильки… шагу ступить нельзя. Ни побегать, ни повеселиться.
– отдёрнула руку с гребешком Ли-цин.
– Ну, вот, опять капризничаешь. А, свататься приедут, да жениха подыщут! Что ж ты будешь на ворону растрёпанную похожа…
– А! И пусть! Не нужен он мне, жених этот!
– И умывавшаяся девочка шаловливо плеснула на няню водой из тазика.
– Ах, ты, проказница! Ни стыда, ни совести…водой, да, на старую няньку!
– Какая же ты старая, нянюшка! Смотри: ни морщинок, ни сединок – и глазки молодые, красивые!
Девочка крепко обняла няню, прижалась к ней, ласкаясь. Потом, понизив голос, шепнула ей на ухо:
– Няня, на днях я опять его увидела…. по-моему, он меня заметил.
– Кого «его», деточка?
– Ну, его – господина Ли… И две женщины, прижавшись, принялись тихо шептаться, как бы боясь, что их подслушают.
Тайна эта появилась у Ли-цин года два назад. Её тогда вместе с братьями и сёстрами повезли за город поиграть, побегать и позапускать в воздух разноцветных, замысловатых змеев. В тот день был какой-то праздник; все радовались, шутили и много смеялись.
Ах, как чудесно взлетали змеи! В синем небе колыхались зелёные обезьяны и красные птицы, золотые с голубым драконы и смешные человечки с длинными волосами-лентами. Когда нитку обрезали, змеи резко взмывали вверх, становились всё меньше и меньше, а потом совсем исчезали из виду.
Посмотреть на интересную забаву остановились и проезжающие мимо люди. Кажется, это тоже была семья в сопровождении нескольких десятков слуг.
Отец Ли-цин и важный господин в центре этой группы обменялись церемонными поклонами.