Шрифт:
Калугин перевел взгляд на друзей:
— Значит, Рысь основательно присмотрелся ко мне…
— Где он мог, в каком месте? — заинтересовался Селезнев. — Где?
— Уком… Дискуссионный клуб… Фабричная ячейка — всюду возможно, друзья мои.
— А зачем он гримируется под вас, Николай Николаевич?
Вопрос Любы насторожил Анархиста. Калугин с благодарностью посмотрел на Добротину:
— Представь, голубушка, что в темноте Георгий Осипович не обратил внимания на рост эмиссара. Что бы тогда произошло? Жгловский выдает Рысь чекистам, а те Жгловскому не верят. Больше того, берут меня под защиту! Жгловский, естественно, нервничает, злится. А при такой ситуации, голубушка, вместо откровенного разговора — обоюдная неприязнь…
— Другими словами, — подхватил Сеня, — Рысь нанес удар без удара!
— Совершенно верно, голубчик! — Калугин придвинул Жгловскому тарелку с маринованными грибами. — Рысь все время имитировал мою речь?
— В саду почти так. Разок только загнул по-одесски. А при первой встрече он, как артист, шпарил по-всякому.
— О чем же, батенька?
— Доказывал, что каждый смертный несет в себе трещину, только надо уметь нащупать ее…
— Чтобы не убивая убить?
— Точно! И, как пример, пришил судьбу уполномоченного губчека.
— Конечно, не вдаваясь в детали?
— Да, карты не раскрыл. А вчера больше нажимал на Библию.
— В каком смысле, голубчик?
— Расхваливал божественную стратегию Моисея…
— За что же?
— За искусство охмурять сынов земли. Моисей выполнял приказы всевышнего, которого сам же придумал, избрав путь не бога — дьявола: налет, убийство, насилие. Призывал всех почитать и слушаться только верховного, а сам же всеми верховодил. И так нашпиговал свой народ, что тот захватил богатую страну. Он назвал такую стратегию живучей.
— Совершенно верно, голубчик! Магомет, точнее, Мухаммед тоже прикрылся аллахом, в одну руку взял Коран, в другую меч и завладел Меккой.
— Рысь хочет моисеевой стратегией прикончить совдепию.
— И опять же план без деталей? — спросил Калугин.
— Нет, есть о чем посекретничать…
Калугин указал на лестницу, ведущую на чердак. Иван Матвеевич, видимо, вспомнил, что там лежит больной с приступом язвы, и глазами показал в сторону флигеля, но Селезнев правильно разгадал замысел председателя укома:
— Лучшего лекарства-бальзама и не придумаешь. Чуешь, Ваня-Ванек?
Действительно, больной совсем забыл про боль в животе. Прислушиваясь к рассказу Ерша, он поднялся с дивана и подошел к столу, за которым сидели Анархист, Калугин и Воркун.
— Тебе кто заказал иконы? — спросил председатель чека.
— Солеваров. Но спер их, видать, помощник Рыси…
— Кто? Имя, фамилия?
— Черт его знает! — пожал плечами Ерш. — Сам-то Рысь мелочишкой не пачкается. «Плох тот руководитель, говорит, который все сам делает». Он не один, но в открытую играл только с гадалкой, покойницей. Я Рысь поймаю. Лишь не спугните его. Удерет из Руссы.
Пронин смял в комок листок характеристики Воркуна, а Калугин незаметно улыбнулся…
Воркун не поздравил ее. Она знала, что он торопился по важному делу. Однако Сеня урвал минутку, заскочил во флигель и преподнес полное собрание сочинений Тургенева:
— От всей коммуны, Тамарочка Александровна!
Сияющий, он взмахнул роговским хлыстом:
— Друг-приятель отдал мне Желанного!
Она улыбнулась, а сама подумала: «Не зашел».
Воркун и Селезнев уехали до завтрака. Они спешили, пока мороз не сковал землю. Ерш зарыл золото глубоко.
За круглым столом пили чай Ланская с Калугиным. Он пожелал ей здоровья и всяческих успехов. Вчера Ерш часто цитировал Ветхий завет, поэтому Тамара не удивилась, когда Николай Николаевич спросил:
— У вас есть Библия, голубушка?
— Я брала у регента. Если хотите…
— Спасибо, матушка, я сам зайду. — Он задержал взгляд на вдовушке: — Ба-а! У вас совсем не праздничное настроение! Нуте?
— Погода действует. — Она повернулась к плакучему окну: — Полюбуйтесь…
— Запомните, голубушка, если дожди перейдут в снежную зиму, а весна дружно нагрянет — не избежать наводнения.
— И что тогда? — спросила она, думая о своем.
— Русса превратится в три холма. В старину, заметьте, Ильмень омывал старорусскую землю. Ваш сад растет на дне бывшего огромного озера…
Славный Николай Николаевич: он старался отвлечь ее от печальных мыслей. Но вот Калугин взял толстый портфель и скрылся за выходной дверью. Тамара вымыла посуду, вернулась во флигель, взглянула на пачку книг в бурых переплетах и опять за свое…
«Иван внес свою долю в общий подарок. Он не мог не знать о дне рождения…»