– Свидницкие доминиканцы – шпионы инквизиции. Они видели Жехорса, мы не хотели рисковать. Тем более что в корчме были еще двое, относительно которых у нас возникли подозрения. Поэтому…

– Поэтому мы сделали то, что надо, – спокойно докончил Жехорс. – И ехали следом за тобой. Некоторые из нас считали, что ты помчишься прямо в Свидницу, спрятаться под инквизиторским крылышком… Ольбрам…

– Кстати, – проговорил Рейневан, когда блондин замолчал, – а где он, господин Ольбрам? Мой неполучившийся убийца?

Бисклаврет долго молчал. Жехорс тихо кашлянул. На губах Дроссельбарта появилась странная гримаса.

– Мы разошлись во мнениях, – сказал наконец худой. – Относительно тебя, твоей особы. Относительно того, что следует делать. Мы не смогли договориться с ним, поэтому…

– Поэтому он уехал, – быстро вставил Жехорс. – Теперь нас трое. Давайте не будем здесь стоять, ночь наступает. Едем в Гдземеж.

– В Гдземеж?

– Мы проверили Гдземеж и твой постоялый двор «Под колокольчиком», – сказал Дроссельбарт. – Вполне приличное и безопасное место. Мы хотим туда перебраться. Имеешь что-нибудь против?

– Нет.

– Тогда по коням – и в путь.

Опустилась ночь – не совсем темная, светила луна, искрился и блестел снег.

– Долго вы мне не доверяли, – проговорил Рейневан, когда они выехали из леса на тракт. – Чуть не убили. Я брат Петерлина, и однако…

– Настало время, – прервал Дроссельбарт, – когда брат предает брата и оказывается для него Каином. Настало время, когда сын предает отца, мать – сына, жена – мужа. Подданный предает короля, солдат – командира, а священник – Бога. Мы подозревали тебя, Рейнмар. Были причины.

– Это какие же?

– Bо Франкенштайне ты сидел в тюрьме инквизиции, – проговорил едущий с другого бока Жехорс. – Инквизитор Гейнче мог тебя завербовать. Принудить к сотрудничеству шантажом либо угрозой. Либо просто перекупить.

– Именно, – серьезно подтвердил Дроссельбарт, поправляя капюшон. – В этом дело. И не только в этом.

– В чем еще?

– Неплах, – фыркнул сзади Бисклаврет, – отправил тебя в Силезию в качестве приманки. Он – рыбак, мы – рыбы, а ты – червяк на крючке. Нам не хотелось верить, что ты до такой степени наивен, чтобы не разобраться что к чему. Не увидеть укрытой цели, двойной игры. Мы не знали, какова эта цель и что это за игра. А имели право предполагать самое худшее. Согласись.

– Имели, – неохотно согласился он.

Они ехали. Светила луна. Подковы цокали по замерзшей земле.

– Дроссельбарт?

– Да, Рейнмар?

– Вас было четверо. Теперь трое. А вначале? Вас не было больше?

– Было. Но… смылись.

Дроссельбарт, Бисклаврет и Жехорс устроились «Под колокольчиком» с беззаботной свободой бывалых светских людей, какую до того Рейневан знал и видел только у Шарлея. У корчмаря вначале была растерянная мина и бегающие глаза, но его успокоил врученный Дроссельбартом солидный и набитый до металлической твердости кошелек. И заверения Рейневана, что все нормально и в порядке.

Реакция и мина корчмаря – это было сущей ерундой по сравнению с реакцией и миной Тибальда Раабе, явившегося в Гдземеж назавтра. Голиард буквально остолбенел. Конечно, он сразу же узнал Бисклаврета и знал, с кем имеет дело. Однако долго не мог остыть и отделаться от недоверия, для этого потребовался долгий мужской разговор, под конец которого Тибальд Раабе вздохнул. И передал привезенное сообщение.

В любой момент, заявил он, в Гдземеж приедет эмиссар, посланник Прокопа и Неплаха.

«Любым моментом» оказалось лишь пятое декабря, пятница после святой Варвары. А долгожданным посланцем Прокопа и Флютека был, к великому изумлению и немалой радости Рейневана, старый знакомый Урбан Горн. Друзья сердечно поздоровались, однако вскоре настала очередь удивляться Горна, увидевшего выстроившихся перед ним в шеренгу Дроссельбарта, Жехорса и Бисклаврета.

– Уж скорее бы я смерти ожидал, – признался он, когда после презентации они остались вдвоем. – Неплах прислал меня, чтобы я помог тебе в поисках Фогельзанга. А ты, гляньте, люди, не только нашел их, но и явно приручил. Поздравляю, дружище, сердечно поздравляю. Прокоп обрадуется. Он рассчитывает на Фогельзанг.

– Кто передаст ему известие? Тибальд?

– Разумеется, Тибальд. Рейневан?

– А?

– Этот Фогельзанг… Их только трое… Немного маловато… Больше не было?

– Было. Но они смылись…

Пока правда башмаки натянет, ложь полсвета обежит – долгое общение с Фогельзангом с несомненностью доказывало справедливость этой поговорки. Все трое непрерывно врали – всегда, при всех обстоятельствах, днем, ночью, в будни и воскресенья. Это были просто болезненные лгуны, люди, для которых понятие правды не существовало вообще. Несомненно, это был результат долголетней жизни в условиях конспирации – то есть в притворстве, во лжи, среди постоянно создаваемой мнимой видимости.