Шрифт:
Колокола города били на Ангела. Бисклаврет воздержался от комментариев, но Рейневан видел и знал то же, что и все.
– Француз?
– Что?
– Я понимаю, что у тебя есть возможность сконтактировать с Жехорсом?
– Правильно понимаешь.
– А наш путь бегства? Ты об этом подумал?
– Ты занимайся своими бомбами, Рейневан. Чтобы они взорвались. Чтобы заклинание подействовало на расстоянии.
– Я занимаюсь этим. Даже очень. Ты и понятия не имеешь, насколько очень.
Колокол у Девы Марии тремя – быстро один за другим последовавшими – ударами огласил ingitegium, приказ погасить огни и свет. Порядочные горожане при таком знаке обязаны отправляться в постель.
Рейневан, Бисклаврет, Шарлей и Самсон не были порядочными гражданами. Не относился к таковым также и Йоганн Трутвайн, явившийся на Млечной в сумерках. Когда опустилась тьма, им надо было прокрадываться в район Водной Фурты, на улицу Резницкую.
Несмотря на объявленный ingitegium, город не спал. Город волновался. Да и ничего удивительного, на юге и западе небо было светлым от зарев пожаров, неприятель был уже почти у ворот, а вдоль валов горели солдатские костры, часовые перекликались на стенах, по улицам гудели шаги патрулей. При таких условиях дорога отняла у них гораздо больше времени, чем они предполагали. Трутвайн начал бояться, что маслобойщик не станет ждать, решив, что они отказались.
Его опасения были обоснованными. На Резницкой стояла тьма, ни в одном окне не светилась ни свеча, ни каганок. Однако калитка во двор была открыта.
– Шарлей, Самсон, – шепнул Бисклаврет. – Останьтесь здесь. Смотрите в оба.
Шарлей положил руку на рукоять фальцийона, Самсон тоже многозначительно поднял свой гёдендаг. Рейневан нащупал рукоять стилета и вслед за Бисклавретом и Трутвайном углубился в темноту воняющих котлами ворот.
В окне, на самом конце двора, помигивал и поблескивал огонек свечи.
– Там… – шепнул Трутвайн. – Идем…
– Погоди, – прошипел Бисклаврет. – Стой. Что-то здесь не так. Что-то здесь…
Из тьмы выскочили и кинулись на них несколько драбов.
Рейневан уже некоторое время сжимал в кулаке один из амулетов Телесмы, изготовленный из обломка фульгурита. Сейчас достаточно было выкрикнуть заклинание.
– Fulgur fragro!
Раздался оглушительный грохот, ослепительная вспышка, воздух взорвался со сверлящим уши свистом. Рейневан кинулся бежать следом за Трутвайном. За ними помчался Бисклаврет, успевший хлестануть своей андалузской навайей несколько ослепших и оглохших драбов.
Однако засада была подготовлена точно. Путь к отступлению был отрезан. Выскочив на улицу, они попали прямо в потасовку. Шарлей и Самсон сопротивлялись большой группе толпящихся подмастерьев.
– Живыми брать! Живыми! – раздался громкий приказ. Рейневан знал голос приказывающего.
Почувствовал, как кто-то хватает его за шею. Выхватил стилет, резанул с размаху, повернул лезвие в руке, ударил сверху. Развернул, хлестнул широко, используя инерцию и позицию, справа налево. Услышал крик, кровь обрызгала ему лицо, под ноги упало два тела. Кровь обрызгала его снова, но в этот раз это была работа Шарлея и его кривого фальцийона. В него снова кто-то вцепился, одновременно блокируя руку с ножом. Глухо стукнуло, хватка ослабла. Самсон был рядом, сокрушительными ударами гёдендага валил на землю очередных нападающих. Но атакующих прибывало.
– Бежим! – крикнул Бисклаврет, рубя и криво коля навайей. – Ходу! За мной!
За французом помчался Шарлей, на бегу работая фальцийоном, атакующие расступались перед ним. Рейневана снова кто-то схватил, но, получив стилетом в глаз, взвыл и отскочил. Когда Рейневан парировал удар другого, нож щелкнул по ножу, сталь о сталь так, что посыпались искры. К счастью, владелец ножа упал под ударом гёдендага, как бык в резне. Он вырвал из-за пазухи обернутый соломой горшочек. Пять бомб осталось в купеческом доме на Млечной. Это была шестая.
– Ignis! Atrox! Йах, Дах, Горах!
Зашипело, жутко грохотнуло, все вокруг осветил мощный взрыв, жидкий огонь разбрызгался и разлился широко, лепясь ко всему, что было поблизости. И все, что было поблизости, загорелось. В том числе поленница дров, побеленная стена дома, камни мостовой и помои в канаве. И несколько нападающих. Визги и крики ошпаренных вознеслись под самое звездное небо. А в свете огня Рейневан заметил знакомую фигуру. Черный плащ, черный вамс, черные, доходящие до плеч волосы. Птичье лицо и нос как птичий клюв.
– Брать живьем! – крикнул Стенолаз, заслоняя лицо от гудящего огня. – Они нужны мне живыми!
– Бежим! – Самсон рванул за руку парализованного ужасом Рейневана. – Бежим!
Они мчались что было сил, улочка за ними грохотала топотом преследователей.
– Живыми их! Живыыыыыми!
– Я горю! Горююююю!
Они бежали что было сил, а сил добавлял панический страх. Они понимали, что означает приказ: «брать живыми». Долгое, медленное умирание в палаческой, бока, палимые раскаленным железом, выламываемые суставы, кости, дробимые в тисках и дыбах. Чудовищная смерть на эшафоте. Только не это, думал Рейневан, мчась как гончая. Только не Биркарт Грелленорт.