«Я действовал в Йокохаме под маской иностранного торговца, отправляя неиссякаемым потоком образцы японских товаров иностранным фирмам и таким образом маскируя свою деятельность. Зорге, добиваясь признания со стороны московской штаб-квартиры, приказывал мне отправлять бесчисленное количество сообщений, но многие из них я не отправлял, поскольку как радист чувствовал, что частые передачи и приемы сообщений были бы равносильны приглашению полиции прийти и обнаружить нас».

Примерно в то же время Зорге сказал о «Бернгарде» следующее: «Как радист «Бернгард» меня устраивал, но он все больше и больше пил и зачастую пренебрегал своими обязанностями по передаче информации. Человек, занимающийся шпионажем, должен демонстрировать некоторую смелость, «Бернгард» же был необычайно робок и не отправил и половины тех сообщений, что я передавал ему».

Где-то в 1934 году Зорге окончательно решил, что «Бернгард» должен уехать, и в начале 1935 года была достигнута договоренность, что радист с женой вернутся в Москву.

Сознавая предварительный и исследовательский характер своей миссии, какой ценности информацию мог собрать Зорге в 1934 и первой половине 1935 года для передачи в 4-е Управление? Ответ может быть следующим: возможно, информации было не очень много, но была она достаточно достоверной и проверенной, чтобы произвести впечатление на 4-е Управление, и конечно, достаточной, чтобы вызвать у Зорге уверенность, что шпионаж в Японии — занятие вполне возможное.

Весной 1934 года фундаментальный вопрос, ради ответа на который Зорге, собственно, и был послан в Японию, а именно: каковы японские намерения в отношении России — приобрел особое значение, поскольку в течение зимы японо-советские отношения заметно обострились. Никакого прогресса не наблюдалось и в переговорах между двумя странами о будущем контролируемой русскими Восточно-Китайской железной дороги, пересекавшей северную часть Маньчжурии. Было ясно, что японцам следует либо купить эту линию, либо попросту захватить ее. И если переговоры о продаже слишком затянутся или закончатся безрезультатно, всегда существовала возможность того, что японская Квантунская армия, подлинный правитель Маньчжоу-Го, просто захватит железную дорогу с одобрения или без оного со стороны Токио.

Большинство военных атташе в Токио были уверены, что японо-советский конфликт вполне вероятно разразится в 1935 году. Американский посол Джозеф Грю 9 марта 1934 года имел долгую беседу со своим русским коллегой Юреневым, в которой намекнул на общее мнение, распространенное среди дипломатов, что весной 1935 года можно ожидать японского нападения на советский Дальний Восток. Однако, как отметил в своем дневнике Грю, «посол ответил, что, пока никто не может предсказать точную дату нападения, он считает более вероятным, что подобное нападение случится этой весной».

Начало весны 1934 года вполне могло стать временем особых осложнений для Зорге, смягченных, возможно, лишь тем, что супруги Отт переехали в Токио. Одзаки должен был приступить к работе в мае, но, в конце концов, он был в Осаке, а не в столице, и в то время у него еще не было тесных контактов в кругах японского правительства и уж тем более среди высшего командования.

Зорге заставил Мияги выяснить все, что можно, о военных планах Японии, и в течение всей первой половины 1934 года — точная дата неизвестна — тот подготовил для Зорге отчет о позиции армии в отношении Советского Союза. В этом отчете утверждалось, что нападение на Россию, судя по высказываниям армейских служащих и характеру персональных назначений в армии, по-видимому, не за горами. Мияги также указал, что Квантунская армия была усилена и что некоторые офицеры при общении с прессой агитировали за нападение, a Sakurakai («Общество Сакура» — объединение, собравшее в свои ряды почти сотню политически активных капитанов, майоров и лейтенантов) стало намного более влиятельным и «способно ускорить принятие решения о нападении на Советский Союз».

В этом отчете, основанном в общем-то на слухах и сплетнях, а также на внимательном изучении газет и журналов, упоминание об «Обществе Сакуры» должно было представлять значительный интерес для Зорге. Это была именно того рода информация, которую он мог передать в конфиденциальном порядке и с большой выгодой для себя как в Москву, так и в германское посольство. Хотя к тому времени Сакура-каи не было по-настоящему тайным обществом, тем не менее о его существовании японские офицеры не спешили оповестить широкую публику и уж тем более иностранцев, и скорее всего, европейские посольства вряд ли что-либо слышали о нем.

Однако к середине мая страхи близкой войны слегка улеглись. Летом — возможно, в июле — Зорге сказал Мияги, что «Коминтерну» нужна информация о японской армии, основанная на военных публикациях в прессе. И Мияги стал регулярным подписчиком (через книжный магазин в районе Канда-Роуд) ежемесячного журнала «Gunji to Gijutsu» («Военное дело и технологии»). Начиная с августовского выпуска 1934 года, он делал выписки из множества статей с такими названиями, как «Новое советское оружие», «Анализ состояния Красной Армии» и «Новое вооружение французской, германской и британской армий».

Едва ли это можно было отнести к разряду разведывательных материалов высочайшего класса, и не удивительно, что через несколько месяцев Зорге сообщил Мияги, что сообщений из этого источника больше не требуется. Также не удивительно, что, когда Зорге был в Москве в 1935 году, ему сказали, что следует возобновить передачу выдержек из журнала «Военное дело и технологии» [63] . Так что Мияги пришлось вновь вернуться к этой задаче особой важности, которую он забросил предположительно, по указанию Зорге, еще весной 1936 года.