Но после тревожного визита сына сделал выводы и Фёдор Васильевич. Надо избавиться от активов, пока Ваньку не убедили пустить их на дело революции. Слухи о смуте в столице докатились до хутора Галучевых. Фёдор не стал долго ждать и, на случай, если придётся покинуть насиженное место и уйти хозяйствовать куда-нибудь в Сибирь, всё что мог, обратил в золотые монеты. А монеты надёжно припрятал. До лучших времён, а может, и до чёрных. Времена ведь меняются. А золото только набирает цену.

В 1920 году вчерашний студент Ванька вернулся-таки домой сегодняшним комсомольцем. И здорово удивился тому, что семья так резко обеднела. В доме теперь вместо сундуков со скарбом простая посуда и рваные половики. И даже похвалил родителей за проявленную революционную скромность и предусмотрительность, выраженную в избавлении от бытовых предрассудков.

В начале 20-х классовые дискуссии в семье затихли, потому что началась эпоха НЭПА. И Фёдор Васильевич получил несколько годков плодотворной жизни на земле. И даже начал верить сыну в рассказы о наступившей новой жизни. Но золотишко предусмотрительно не доставал. За годы НЭПа даже приумножил свой личный золотой запас. Но времена Нэпа закончились также внезапно, как и начались. И однажды приехал Ванька и сказал просто:

– Батя, мама, собирайтесь и братьям скажите. Можете взять одну корову, коз и баранов. Вы переезжаете в посёлок Светлый Путь, будете работать в колхозе. Государство даст вам комнаты. А имущество переходит в общественную собственность. И станет основой для будущего колхоза «Заветы Ильича», который возглавлю я. Извини, батя, ты уже на пенсии. Но твои советы будут полезны товарищам по партии в Светлом Пути.

Надо признать, что Фёдор Васильевич с Людмилой Леонтьевной, а также братья, которые к тому времени обзавелись семьями, пытались сопротивляться переезду в грязный посёлок с неподходящим ему названием Светлый Путь. Ваньке даже пришлось арестовать и сослать куда-то одного брата. Именем революции. Так, про Петруху никто никогда больше не слышал.

Людмила Леонидовна долго плакала и пошла собирать нехитрый оставшийся скарб. А Фёдор Васильевич так и проклял непутёвого сына. И со словами «Иудой тебя надо было называть, сынок, а не Ванькой», перебрался в будущий микрорайон Светлого Пути, окрещённого народом Злобино. В маленький холодный летний дом. Только такие кособокие избушки-бараки и могли строить для себя и своих людей комсомольцы. Так потом строить нормальные дома и не научились.

Первое поколение Галучевых скончалось от холода и голода в период продовольственной развёрстки по причине подхваченной заразной легочной болезни – тифа. О чём была внесена запись в учетной ведомости местной больницы.

Наступили времена, когда человек перестал быть ценностью. А лишь орудием пролетариата в классовой борьбе всех со всеми. В жилищной конторе колхоза «Светлый путь» напротив имен родителей сделали запись «Выбыли по причине болезни и последующей за ними смерти». Жильё перешло семьям Матвея и Павла. А обиженный на несознательность родственников Ванька, решил окончательно откреститься от своих кулацких корней и поменял фамилию Галучевых на фамилию своей жены – бывшей нищенки и комсомолки Таечки Селивёрстовой.

Бывшие земли своей семьи пришлось национализировать и сдать государству. Но Иван продемонстрировал кулацкую хватку, как-то убедил товарищей, вступил в партию и начал руководить бывшим хозяйством своего отца теперь уже будучи председателем колхоза «Заветы Ильича». Все постройки: амбары, элеватор, технический двор, пруды, пастбища, и даже кирпичный заводик разрушить не дал, а использовал для нужд своего колхоза. На хуторе, в домах родителей и братьев – а было срублено четыре просторных двухэтажных дома – Ванька поместил колхозную контору, избу-читальню, (впоследствии переделанную в клуб и библиотеку) и квартиры для лучших колхозников, то есть, для людей, которые во всех отношениях ему были угодны и приятны. В родительскую избу въехал сам с Таечкой Селивёрстовой. Где и был благополучно рожден их единственный сын Борис.

Надо отдать должное кулацкой жилке Ивана, теперь уже Селивёрстова. Дела в колхозе пошли успешно, и новые колхозники начали селиться в деревне Кручиха с большой охотой. Туда со временем и перебрался брат Матвей со своей семьёй.

Павел с семьей остался пожизненно привязанным к колхозу «Светлый путь», которому с председателем повезло гораздо меньше. Поэтому колхозники так и остались пожизненными рабами с бесконечными трудоднями. После войны колхоз практически перестал существовать. А градообразующим предприятием постепенно стал набравший силу леспромхоз.

Но обо всем этом уже, ни Павел, ни Матвей никогда не узнали. Когда громкоговоритель на столбе голосом Левитана провозгласил, что началась Великая отечественная война, и объявляется поголовная мобилизация Матвей с Павлом, собрались, переоделись в казенное обмундирование, обняли на прощание сына Николая и сына Якова. И ушли на фронт с тем, чтобы больше уже никогда не вернуться. Вместо живых людей – пришли бумажные треугольники. В них сообщалось, что бойцы погибли в неравном бою, как настоящие герои.

Жена Матвея не выдержала нагрузки фронтовых будней и умерла на лесоповале, так и не дождавшись победы. Сыну Николаю уже было почти 18. Он остался в родительском доме в Кручихе. После войны женился и родил девочку, Глашу. Бедная Глаша, дожив, до сорока двух лет, так и не вышла замуж. Жила со своими тремя козами в родительском доме в Кручихе. И была благодарна Терентию Павловичу за то, что он капитально отремонтировал и утеплил её дом. Летом молоко от её коз по хорошей цене расхватывали дачники. Зимой она перегоняла его на творог и масло и отдавала Терентию Павловичу. Он даже заключил с ней контракт на поставку молока в будущую гостиницу и грозился купить ей еще с десяток коз шикарной зааненской породы. Но не случилось. Кто-то поднял руку на бедную одинокую женщину и цинично отрезал ей голову. Таким образом, прекратил существовать род Галучевых по линии Матвея.