Ключ к решению загадки — как оживить флейту — скрывался там, в Храме Музыки. От художника требовалось только прийти и забрать его.

Ксашик решил остановиться во Флахе на несколько дней — перетереть со старыми знакомыми, провернуть несколько сделок… Аллегри наконец-то купил ту самую нижнюю одежду, которую он поначалу принял за женскую ночнушку.

Что ж, как бы это не выглядело, жизнь оно действительно облегчало — теперь художник смог ходить по городу без ежесекундного желания почесаться.

Выяснилось, что Виорика — это не кто-нибудь, а двоюродная сестра Яна, которая всю свою жизнь мечтала стать актрисой. Об этом поведал кузнец на второй день пребывания их во Флахе.

— Нет, чтобы замуж выйти — уже третий десяток пошел! — она все шатается по балаганам и просит, чтоб ее взяли хоть на роль третьей статуи в правом ряду. Вздорная баба! — сказал Ян, стукнув кружкой по столу. — К тому же она любит таскать у постояльцев всякую мелочь. Сколько с ней не говорил, не уймется никак!

Еду в гостинице подавали прямо на кухне, такой же маленькой, как и все остальные помещения в этом доме. Хотя как подавали — суетился по большей части хозяин, время от времени убегавший в мастерскую, проверить, все ли там в порядке. Обычно он возвращался уже тогда, когда половина кушаний приобретала цвет и изысканный запах жженной тряпки.

Аллегри, слушая речь хозяина, поймал себя на странном ощущении. С одной стороны, художник уважал такую упертость, стремление к своей мечте, но… поведение женщины говорило о полном отсутствии вкуса и таланта. Он был почти уверен, что зрители заплатят Виорике только за то, чтобы она не выходила на сцену.

На следующий день Ян проводил их до границы города, которая кончалась огородами — все-таки Флах был деревней, как бы он не пыжился показаться чем-то большим — и, попрощавшись, всучил в руки Аллегри какой-то сверток и быстро ушел.

— На что спорим? — спросил Ксашик, бросив взгляд на художника.

Тот вопросительно изогнул бровь.

— Подарок. Что там, как думаешь? В прошлый раз Ян подарил мне, не поверишь — он хохотнул, — котенка!

Дедок после Флаха явно был в приподнятом настроении, в отличие от Аллегри. Любые задержки в одном месте, даже на пару дней, отдаляли его от цели.

— Судя по тому, что это не шевелится, это либо мертвый котенок, либо… не котенок, — пробурчал он и аккуратно потянул за край свертка. Затем молча передал его Ксашику.

— Булочки! — присвистнул тот. — Не-е, все-таки ему следовало родиться женщиной, или, на худой конец, семью завести.

— Кстати, а у тебя есть семья, Ксашик? — вдруг спросил художник.

Тот снова хохотнул и кинул сверток с булками в телегу.

— Бочки, — он повернулся и хлопнул ближайшую по крышке, — лошадь и дорога, вот моя семья! — сказал Ксашик, переврав слова песни, которую они вчера слышали на рыночной площади. — Моя старуха умерла уже с десяток лет как. Оттуда была родом, — он махнул рукой назад, где едва различимой точкой виднелся Флах.

До Вершнайте был день пути, до Хох-Блайе — еще два. Если бы не это странное место, о котором предупеждала Виорика… Как его там? Лихтен-Тот? Тотен-Лихт? В прямом смысле — белое пятно в путешествии художника. Неопределенность не то что пугала Аллегри, а скорей досаждала ему, как муха на недавно вымытом окне.

Дорога петляла между холмами, которые становились все выше и неприветливей — серые каменистые возвышенности, покрытые пожухлой травой и снегом. В отличие от Чатала, где зима играла яркими красками, здесь все было тусклым и даже на вид холодным.

Аллегри поежился.

Виорика не выходила из его головы. Она очевидным образом пыталась ему помочь — или думала, что помогает, но честное слово, художник намного счастливее без знания этих — совершенно безосновательных — слухов про Ксашика.

Он так глубоко задумался, что не заметил, что рядом с ними кто-то есть. Рядом с телегой гарцевала лошадь, на которой, поедая те самые булочки — и когда только успела стянуть? — гордо сидела Виорика.

Аллегри моргнул. Только что он думал о ней, и вот, пожалуйста.

Реакция деда была тем самым проколом в его маске, которого художник подспудно ожидал с самого начала их путешествия.

— Нет! — неожиданно громко завопил он. Крик разнесся по холмам, и не знай Аллегри, что это Ксашик, он бы подумал, что кого-то убивают.

Виорика пожала плечами.

— Я еду не с Вами, — количество булочек уменьшалось с каждой секундой. — Мне просто по пути.

Аллегри даже восхитился такой непробиваемой наглости.

Дед сплюнул.

— Не доедешь, — процедил он.