Около 200 лет «Россия была предоставлена в исключительное распоряжение „служилому сословию"», т. е. дворянству. И что же, выполнило ли оно свой долг? «К глубокому сожалению, нет». Бла­годаря дворянству «народ вышел из крепостного быта менее циви­лизованным, чем он был в эпоху писцовых книг...». «И после осво­бождения власть дворянской бюрократии не прекращалась, как не прекращается она и до сих пор». Но она все больше разбавляется за счет разночинной интеллигенции. Необходимость заставляет об­ращаться не к званиям, а к способностям. Самой выразительной была концовка статьи: «Не хочется употреблять неприятных выра­жений вроде „банкротство", „крах" и т. д.», но затрудняешься обойтись без них. «Мало ли что в истории было да сплыло». Дворя­не — это всего лишь один процент населения, «притом ни образо­ванностью, ни талантами, ни героизмом дворянство уже не пред­ставляет исключения среди других обеспеченных кланов» Э7.

Это уже было похоже на отходную и, самое главное, проповедо­вал ее человек, альфой и омегой поведения которого было пресмы­кательство перед власть имущими, человек, который незадолго до войны ядовито высмеивал претензии буржуазии занять место дво­рянства, награждая при этом «первенствующее сословие» всевоз­можными добродетелями и достоинствами.

В истории царизма было немало конфликтов между короной

и дворянством. Они возникали по разным поводам, по-разному кончались, но всегда неизменным оставалось главное: связка царь — поместное дворянство продолжала оставаться самым тес­ным, органичным, испытанным веками единством, стержневым элементом абсолютизма, определявшим его силу и прочность. И вот теперь «порвалась связь времен». Разобщилось то, что вы­глядело нерасторжимым. Перестал функционировать сам меха­низм взаимопонимания и взаимодействия. И именно в этом состоя­ла катастрофичность ситуации для царизма в целом — не только для верховной власти как таковой, но и для самого поместного дворянства. Сорвавшись со своей единственно возможной орбиты вращения, оно потеряло себя, превратилось из сплоченной поли­тической силы в распыленную группу обывателей, бессильно за­стывшую в ожидании катастрофы. Верховная власть и господ­ствующий класс изолировались друг от друга в тот момент, когда взаимное сплочение было для них особенно необходимым.

Черносотенцы

Только черносотенцы остались верны самодержавию до конца в том смысле, как эту верность понимали в Царском Селе. «Союз­ники» были последними союзниками царской четы, которая расце­нивала их как реальную и притом крупную политическую силу. В представлении царя и его супруги именно черносотенные органи­зации вели за собой основную массу русского народа.

«Правительство,— показывал Щегловитов,— возлагало на правые организации величайшие надежды, усматривая в них опо­ру существующего порядка...» 98

В действительности, однако, черносотенные организации еще задолго до войны превратились в армию, не имевшую личного со­става. Обещанные их главарями тысячи местных отделов, охваты­вающие миллионы членов, оказались мифом. Многие организации существовали только на бумаге. Другие представляли собой мало­численные группы, в которых основной контингент составлял бо­сяцкий и уголовный элемент. Главари «союзов» как в столицах, так и на местах находились в состоянии непрекращающихся войн и со­перничества друг с другом, принявших самые скандальные формы, в первую очередь на базе дележа казенных субсидий. Несмотря на исключительное внимание, которое оказывалось черносотенным организациям, начиная с царя и кончая местными властями, все многочисленные попытки со стороны правительства, департамента полиции и губернаторов оживить их деятельность и прекратить распри ни к чему не привели. Накануне и в начале войны «Союз русского народа», возглавляемый А. И. Дубровиным, и «Союз рус­ского народа» во главе с Марковым 2-м находились в состоянии стагнации, а их газеты «Русское знамя» и «Земщину» читали толь­ко профессиональные журналисты. В таком же состоянии находил­ся и «Союз русского народа имени Михаила Архангела», вождем которого был В. М. Пуришкевич. Провинциальные «союзы» и от­делы являли собой мерзость запустения.

Белецким был послан специальный запрос начальникам губерн­ских жандармских управлений, в котором им предписывалось, «не стесняясь», дать правильную оценку деятельности черносотенных организаций на местах. Сведения, полученные им, показывал Бе­лецкий, «были неутешительны; деятельность означенных органи­заций выражалась главным образом в форме участия в церковных торжествах и посылке телеграмм царю и отдельным министрам, сами же организации в большинстве распались, большинство дея­телей осталось старых, новых идейных работников почти не приба­вилось» ". Один из самых близких друзей и соратников «союзни­ков», Н. В. Маклаков, вынужден был признать, что его друзья уп­рекали его как шефа и покровителя черносотенцев, что у них «нет никого, кроме продавшихся журналистов, т. е. таких, которые по­лучали крупные правительственные деньги, кроме так называемых кабацких черносотенцев, нет догматики (т. е. идейности..— А. А.), нет чистого исповедания определенного образа политической мыс­ли» 100.

Очередную попытку вдохнуть жизнь в «союзы» предприняли осенью 1915 г. в связи с образованием «Прогрессивного блока», поскольку создание в Думе оппозиционного большинства с его ло­зунгом «министерства доверия» было воспринято всем крайним правым лагерем как покушение на царское самодержавие. Попыт­ка была задумана и осуществлена в виде съезда монархических ор­ганизаций с целью объединения их на общей программе борьбы с надвигавшейся революцией и «Прогрессивным блоком». Съезд проходил в Петрограде с 21 по 23 ноября 1915 г.

Идея созыва съезда принадлежала в равной мере как лидерам фракции крайних правых: Маркову 2-му, Замысловскому, Лева- шеву и др., так и Хвостову с Белецким. Главная трудность состояла в примирении враждующих групп и кланов. Прежде всего необхо­димо было помирить Маркова и Дубровина (т. е. два главных «союза»), находившихся в состоянии перманентной ожесточенной вражды. Именно эту задачу взяли на себя в первую очередь руко­водители полицейского ведомства. «Боясь раздоров на съезде, А. Н. Хвостовым и мной,— свидетельствовал Белецкий,— было устроено примирение А. И. Дубровина с Марковым» 10'. Вся под­готовка к съезду, как и его работа, также находилась под их пол­ным контролем. С представителями монархических организаций вели предварительные разговоры как Хвостов, так и Белецкий, а когда съезд открылся, то Марков, Замысловский, Левашев, Ба- рач, Восторгов и правые члены Думы «по соглашению с А. Н. Хво­стовым вели программную работу», посвящая А. Н. Хвостова, а Замысловский иногда и Белецкого в ход работ комиссий и общих собраний 10 2.

Главным орудием примирения и сплочения всех черносотенных организаций была выбрана... респектабельность. Предполагалось, что если съезд «облагородить» участием в нем светских и духовных сановников, членов Государственного совета и Думы, то разно­шерстная и буйная ватага провинциальных «союзных» главарей не посмеет превратить его в поле очередной междоусобицы и чинно пойдет за своими высокопоставленными наставниками по пути объединения и единства действий. С этой целью на съезд были при­глашены два бывших министра внутренних дел — А. А. Макаров и Маклаков — и экс-министр юстиции Щегловитов. Формально они никогда не состояли ни в одной «союзнической» организации, но их черносотенная безупречность не вызывала сомнений даже у самых оголтелых ревнителей «союзнического» дела.