Не решилась. Тихонько пела:

– На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь.

Езжай на огонь, моя радость, найдешь без труда.

Уже засыпая, вспомнила, что весь день не думала о Машке. Я ее отпустила?..

Во сне я плакала. Не в сновидении, а во сне – подушка была мокрая от слез!

Дмитрия я очень взволновала рисунком Музы и утверждением, что существует еще одно изображение флигеля, предположительно, фотографическое, зарытое в обработанном нами бумажном хламе.

Я снова вывалила бумаги из комода и стала их пересматривать. А может, это открытка или фотография с флигелем, вложенная в конверт с письмом?

– Не могла я видеть эту фотографию в журнале из тех, что вы разбирали?

– Нет, потому что я бы ее первым увидел и узнал.

Мы сели завтракать, потом я снова ершила ворох писем, пока не позвонил Ситник из Музея фотографии с вопросом, можно ли прислать ребят за ящиками с негативами. Я сказала, можно, и вспомнила: это была не открытка, не картинка в журнале, а негатив! Мы с Дмитрием подвинули стол к кухонному окну и начали пересматривать негативы. Нашли стеклянную пластинку еще до прихода школьников.

Тот самый флигель! На конвертике, в котором лежал негатив, надпись: «1926».

– Ну, конечно, здесь даже просматривается гипсовая голова в чердачном окне, а в первом этаже – кот.

– И что же, голова и кот так и красуются в окнах с двадцать шестого года? – озадаченно спросил Дмитрий.

– Очень странно. А может, у Музы была фотография с этого негатива и она с нее рисовала?

Я смотрела-смотрела на негатив и рисунок, и с чего мне пришла в голову мысль, будто в этом флигеле жил мой дедушка, понятия не имею. Возможно, я слышала об этом что-то от Музы?

Мы отдали школьникам ящики с негативами, кроме одного, и я позвонила тете Лёле, чтобы спросить, не помнит ли она, где жил мой дедушка, не в районе ли Сенной площади?

– Когда он вернулся со своей второй женой, они жили где-то у Нарвских ворот, – ответила она, а подумав, добавила: – А в районе Сенной жил какой-то его родственник.

– Я никогда не слышала о его родственниках.

– Может быть, это был товарищ. А знаю я об этом вот почему: когда твой дедушка жил на Алтае, он прислал бабушке посылку, и в ней было какое-то письмо для передачи этому человеку. Мы с Музой его отвезли и отдали.

– Вы не помните адреса?

– Что ты, Люба, это же было очень давно, мы были девочками. Еще метро не построили, еще храм стоял на Сенной, потом его взорвали.

– А как выглядел дом родственника? Это не был флигель с аркой?

– По-моему, это был обычный дом.

Вот что сказала мне тетя Лёля, а минут через двадцать перезвонила:

– Ты спрашивала, как выглядел дом? Описать его не могу, но, пожалуй, знаю, как найти улицу, где он находился. Тебе это интересно?

– Даже очень!

– Совсем рядом с ним – только не спрашивай, справа или слева, на той стороне или противоположной, этого я не помню – был другой дом, серый, гранитный, и над дверью парадного, в полукруглой нише – рельеф: обнаженный жилистый мужчина. Я бы ничего этого не запомнила, если бы мы с Музой не обнаружили в лице и угловатой фигуре скульптурного мужчины сходство с нашей математичкой – Надеждой Ефимовной. Может, и после этого не запомнила бы, но мы долго стояли перед дверью и смеялись, а потом всю дорогу сочиняли дурацкие стихи, где рифмовалась «Надежда» и «одежда». Одно двустишье даже вошло у нас в обиход: «Без одежды нет Надежды».

Надежда без одежды! Вот те на!

– Идем искать голого мужчину по прозвищу Надежда! – сообщаю Дмитрию.

Он не в восторге от моего предложения, но послушно надевает обувь. Машину днем брать бессмысленно, застрянем в пробках, так что едем на метро.

Удивительное дело: сплю по три-четыре часа в сутки и не чувствую ни сонливости, ни усталости, будто меня, как спущенный, сморщенный воздушный шарик, кто-то наполнил тем газом, от которого они поднимаются в воздух. Сил у меня немерено, я не хожу, а летаю, не так, как у Шагала, а незаметно для окружающих. Но на каждом шагу я отрываюсь от асфальта.

Прихватила с собой карту. Чтобы не бродить кругами и ничего не пропустить, пройдем все улицы по порядку. И вот мы начали наш обход в поисках серого дома с рельефом над подъездом, а если точнее выразиться, оббег, потому что я почти бежала, осматривая мелькающие дома. Словно в тумане, как Ежика, несло меня по течению реки. Мной владело какое-то помешательство. Не помню, где именно, но в наших поисках что-то разладилось, мы опять – с картой в руках! – пошли кругами по одним и тем же местам.