— Хорошо, твоя взяла, — согласился я. — Ты меня правильно вычислил, теперь, главное, не проболтайся.

— Больно мне надо! — по-взрослому пожал плечами малыш. — Что я, десантников не видел? Когда День ВДВ, ваши пьяные в каждом дворе валяются, и в полной парадной форме, не так, как ты. Папка говорит, довели армию до белой горячки. Он сказал, что будет голосовать за Генерала, потому что у него хоть рука сильная. А ты за кого будешь? Тоже за руку?

— Нет, — автоматически ответил я.

— А за кого? — не отставал продвинутый мальчик. — За старого? Папка говорит...

— Ладно, юноша, иди погуляй, — торопливо сказал я. Не хватало мне еще ввязываться в политический спор с первоклассником! Сунув руку в карман, я, по счастью, обнаружил в нем какую-то смятую ассигнацию. — На вот, лучше возьми денежку. Купишь себе жвачку.

Когда нет времени переубеждать оппонента, приходится действовать примитивными методами.

Пацан с достоинством принял купюру, рассмотрел ее на свет и лишь после этого исчез среди белесых пододеяльников. Я же поскорее направился к выходу из дворика — мимо кустов сирени, мимо мусорных баков, детских качелей, еще одной клумбы, кирпичных залежей...

За сильную, видите ли, руку папка желает голосовать, сердито думал я, перепрыгивая через залежи битого кирпича. К сильной руке, дружок, надо еще голову неслабую иметь. А вот здесь у твоего любимого Генерала уже начинаются сложности.

Я выскочил в Большой Афанасьевский и с громадным облегчением увидел ту же картинку, которую раньше наблюдал из кабины вертолета. Затор пока не рассосался. Примерно с полсотни машин все еще стояли плотным комом в горлышке переулка, не в силах разъехаться. И черная украинская «чайка» зажата была где-то посредине этого скопища автомобилей. Тебе пять с плюсом, Болеслав, мысленно поздравил я себя. Поддела, считай, уже сделано. Теперь остается лишь осторожненько склонить премьера Козицкого к сепаратной сделке с Москвой. Ранг Главы администрации у нас в России почти равен премьерскому. А потому мое предложение потолковать с глазу на глаз не должно вызвать у него формальных возражений. Сложности если и будут, то чисто организационные. В машине беседовать нельзя — там не исключена прослушка. На улице тем более нельзя — полно свидетелей. Выход есть. Устроим маленький Кэмп-Дэвид в ближайшем подъезде. Вон в том, например.

Лавируя между автомобилями, я стал двигаться в сторону «Чайки» с украинским флажком на капоте. Многие водители машин, мимо которых я протискивался, уже повылезали из своих салонов и вяло бранили власти: мэра, правительство, Президента и меня. Вдали от перекрестка далеко не все из шоферов знали настоящую первопричину затора. В ходу была хорошая версия о том, что Большой Афанасьевский перекрыла впереди милиция, поскольку-де ожидается проезд машин Главы администрации Президента.

— Меньше, чем на трех «мерседесах» он не ездит, — солидно объяснял всем круглолицый мужичок лет пятидесяти. — У них, этих кремлевских начальников, так заведено. Три машины с бронестеклами, двенадцать телохранителей.

— Вконец оборзели, — понимающе вздыхали вокруг. — Три «мерса» — это ж сколько бензина казенного? А запчасти? Опять же охране плати, и все из нашего кармана...

— Совести у них нет, — продолжал круглолицый. — Сидят в кабинетах, как сычи. Ты выйди в народ, поговори с населением...

— Позвольте пройти, — вежливо обратился я к мужичку. Даже не взглянув на меня, тот слегка посторонился и возобновил свой увлекательный рассказ.

Оказывается, далеко не все слухи обо мне придумывают в Кремле и по моему заказу, с некоторой грустью понял я. Байка о кортеже из трех вороных «мерседесов» — это уже устное народное творчество.

Фольклор. И почему именно двенадцать телохранителей? Может, это христианская символика, подсознательный намек на апостолов? Любопытная деталь. Все-таки хорошо, что моя физиономия не слишком примелькалась, так спокойнее. Гарун-аль-Рашид был не дурак, раз на улицах Багдада умел сохранять инкогнито. В отличие от Саддама Хусейна, которого узнали даже в бородище Деда-Мороза.

Несмотря на теплую погоду, «чайка» премьер-министра Украины была плотно закрыта, все окна зашторены. Только справа боковое стекло было чуть приопущено, сантиметров на пять. Указательным пальцем я тихо постучался в это стекло.

Шторка еле заметно дрогнула. Внимательный глаз выглянул из щели и быстро спрятался обратно. Кто-то с раздражением произнес:

— Сюды заборонэно. Це территория незалэжной державы.

А кто-то другой мрачно добавил следом, уже на чистом русском:

— Шел бы ты отсюдова, друг. Что, не видишь — дипломатическая машина? Двигай, а то ментов позовем.

Недолго думая, я просунул в щель свою визитную карточку. Всего через мгновение шторка резко поползла вбок, и сам премьер-министр Республики Украина Василь Козицкий придирчиво осмотрел меня через стекло.

— Глава администрации Президента России? Болеслав Янович? — с сомнением произнес он вполголоса. — Вы — здесь?

— Да, Василий Павлович, — так же тихо ответил ему я, наклонясь к шторке. — Я здесь и один. Нам необходимо срочно переговорить. И вы прекрасно знаете, о чем...

Пять минут спустя мы с украинским премьером уже стояли на площадке между вторым и третьим этажами, рядом с мусоропроводом. Свита Козицкого действовала довольно грамотно, не хуже моих собственных секьюрити. Шофер был оставлен внизу, у входа в подъезд жилого дома; один вооруженный охранник пристроился на третьем, второй — этажом ниже, а переводчик, похожий на молотобойца, со скучающим видом встал у стены на другом краю площадки.