– Жениться?!

– Да ты не кричи..., - зашипел мне в ухо Степан Ильич, - услышит еще, ругаться будет.

– Жениться?!
– еще раз воскликнул я, слегка понизив тон.
– Мы ж даже толком не знакомы.

– Да это ерунда, - махнул он рукой.
– Познакомитесь еще. Баньку растопим там и познакомитесь. Да не убегай ты, дослушай. Маришка у меня девка справная, красавица. По хозяйству всех баб заткнет, по морде, если надо, чужому человеку съездит - не испугается. Да не бойся ты, тебя она не тронет, ты ей нравишься.

Он цепко держал меня за локоть, не давал вырваться. Его борода неприятно щекотала мне шею, а жаркий шепот обжигал ухо. Я попытался было отстраниться, высвободиться из крепкой хватки, но не смог. Ильич еще крепче сдавил мою руку своими стальными пальцами.

– Так как, договорились? Ты подумай, приданое богатое будет. Тридцать тысяч дам! Богатство!
– он хотел было что-то еще сказать, но не успел. Его взгляд стрельнул куда-то поверх моей головы, железная хватка мгновенно ослабла, а сам он отстранился от меня, отодвинувшись на полметра, и принял вид скучающего и утомленного жизнью старика. Даже сгорбился слегка. Артист!

Я обернулся. А за моей спиной, уперев руки в бока, стояла грозная Марина Степановна. И взгляд у нее метал молнии.

– Что?! Опять?!

Ильич демонстративно откашлялся и полез в карман за папиросой.

– Что? Доча, ты о чем?

– Опять меня замуж выдаешь?

– Нет, что ты, что ты! Мы так, сидим просто, болтаем. Иваныч мне вот от своей жизни рассказывает. Так же, Иваныч? Так, где ты говорил, работаешь? В канцелярии, говоришь?

Я еще раз обернулся на грозную Марину Степановну. Наш разговор она, похоже, не слышала - могла только делать предположения. А Ильич отчаянно, но незаметно для дочери, семафорил мне, просил не выдавать его. И я его поддержал:

– Да нет же, говорю, Степан Ильич. Бизнесмен я.

– Кто-кто? Что за зверь такой?

– Предприниматель, - поправился я, косясь на дочь хозяина дома.

– Кто?!
– в очередной раз не понял старик.

– Э-э... фабрикант я, - наконец-то смог подобрать нужное слово.

– А-а, понятно. Ну, вот видишь, доча, Иваныч человек серьезный и разговоры у нас с ним серьезные. И никто тебя замуж не пытается выдать. Да и как можно, вы ж толком еще и не знакомы. Не могу же я незнакомого человека женить на собственной дочери. Не по-христиански это.

Она не верила ему, насуплено смотрела сверху вниз.

– Это правда?
– спросила она меня.

– Конечно, правда, - спас я хозяина дома.

А она недоверчиво сверлила взглядом своего отца, но доказательств у нее не было. И потому, ограничившись показанным невеликим, но крепким кулачком, развернулась и пошла куда-то по своим делам. А ее бедра, прикрытые полами драпового пальто, как качели принялись выписывать аппетитные восьмерки. Ильич вздохнул расслабленно. Достал папиросу из пачки, прикурил от спички. Глубоко затянулся, выпустил дым в сторону и, толкнув локтем меня в бок, сказал:

– Видал, какая у меня дочь выросла. А ты..., - и сплюнул под ноги. А когда папироса была докурена и отброшена в ближайшую лужу, он спросил меня.
– А ты и вправду фабрикант или просто дурачком прикинулся?

Степан Ильич оказался успешным купцом. У него были свои торговые лавки, склады и несколько десятков работников. Занимался он, если говорить по современному, оптовой торговлей. Закупал различные ходовые товары в окрест лежащих губерниях и перепродавал мелким оптом московским дельцам. Двое старших сыновей помогали ему и часто, когда глава семейства уезжал куда-либо по делам, замещали его. Он с гордостью рассказывал о своем предприятии, в красках описывал свою трудовую деятельность и заразительно смеялся когда рассказывал какую-нибудь смешную историю произошедшую в лавке или на складе.

Я не остался в долгу - рассказал о своем предприятии. Поведал о сложностях в производстве наших изделий и даже продемонстрировал скрепку, что случайно завалялась в кармане испорченного пальто. Ильич слушал внимательно, кивал головой и временами усмехался. После рассказанного он проникся ко мне уважением. По крайней мере, мне так показалось.

А утром следующего дня я решил съехать из гостиницы. Глава семейства Мальцевых сумел настоять на том чтобы я остался жить у них. Хотя бы до тех пор, пока эти ужасные раны на голове не заживут. Убеждал меня, что обязан мне гостеприимством из-за хулиганского поступка младшего сына. Он меня убедил, да и отказываться было неудобно - уговоры были такие жаркие, что легче было проскакать десять верст на Бурном, чем отказаться. Подозреваю, что он не оставил своей затеи свести меня со своей дочерью.

В гостинице меня узнали, ужаснулись моему забинтованному виду, посочувствовали несчастному случаю. Служащий за стойкой с разочарованием рассчитал меня, а затем, когда деньги были приняты, сообщил:

– Господин Рыбалко, на ваше имя вчера пришла телеграмма.

– Откуда?
– удивился я.

– Из Санкт-Петербурга, - и с этими словами он подал мне бланк, на котором от руки был написан короткий текст. А там было всего несколько коротких слов - "У нас ЧП. Приезжай". Подписи не было, но и без нее было понятно от кого оно. Служащий встревожено наблюдал за мной, опасался неведомо чего.