– Ну, чё надо? – недовольно проворчал мужик за закрытой дверью.

– Я от Инны, – прокричала Вера в замочную скважину.

На этот раз дверь открылась полностью. Голова, как оказалось, принадлежала высокому немного полноватому мужчине лет около сорока. Одет он был в тренировочные тёмно-синие штаны с вытянутыми коленками и белую заношенную майку. Вера была удивлена. Что могло привлечь Инну в этом, уже немолодом, да к тому же с пивным брюшком и лысиной, кое-как прикрытой по диагонали жидкой прядкой волос, мужчине? Скорее всего только должность начальника и обещание помочь с московской пропиской и квартирой.

– От Инны, говоришь? – мужчина пристально осмотрел её с ног до головы. – Ну проходи. Я сейчас.

Вера прошла в маленький коридорчик, который через один шаг заканчивался, переходя в комнату, из которой была видна дверь на кухню. Мужчина тут же скрылся в ванной.

– Ты извини за такой вид, – кричал он оттуда, – я тут приболел. Простудился. Но сейчас ничего, оклемался. Ты не стесняйся, проходи. Я скоро.

Вера робко прошла в комнату и села на край дивана. Она огляделась. Кроме дивана и двустворчатого шкафа, в комнате ничего не было. Не было видно ни полок с книгами, ни телевизора, ни даже приёмника. Правда, за шкафом висела видавшая виды шторка, закрывающая скорее всего вход в кладовку. «Наверное, там и спрятан телевизор», – решила Вера, которая теперь не представляла, как можно жить без этого волшебного ящика с голубым экраном. Она тяжело вздохнула. Нервное напряжение за весь день вылилось в дикую усталость. Ей так захотелось свернуться на этом диване калачиком и заснуть.

Мужчина в ванной что-то напевал под звук льющейся воды. С трудом угадывалась вольная импровизация арии из какой-то оперы. Вера несколько раз слышала эту арию по радио.

Глаза у Веры стали слипаться, голова периодически падала на грудь. Она проваливалась в такой сладкий сон. Вдруг из ванной раздалась громкая рулада: «Ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла! Не пора-а-а ли мужчиною стать?» Веру как будто окатили холодной водой. Она захлопала испуганными глазами, но дальше пение опять стало тихим, и Верина голова снова стала медленно клониться к груди. Но тут дверь ванной со стуком распахнулась, и комнату огласил громоподобный бас: «…мужчиною ста-а-ать, мужчиною стать! Ха-ха-ха-ха-а-а-!» Вера от испуга аж подскочила с дивана.

В дверях в позе Наполеона стоял Семён Иванович. Одну ногу он выставил вперёд, левую руку завёл за спину, а правой рукой он опёрся о дверной косяк. Дескать, поглядите, каков я! А поглядеть было на что. От былой щетины на лице не осталось и следа. Реденькие волосы вокруг лысины были гладко прилизаны с помощью воды и крема после бритья. Вместо тренировочных штанов и майки на нём был чёрный костюм, белая рубашка, а на шее красовалась бархатная бордовая бабочка. Всю комнату наполнил аромат одеколона «Шипр».

Семён Иванович постоял ещё минуту, чтобы девушка смогла прийти в себя после его эффектного выхода.

– Как вас зову-у-ут, о незнако-о-омка? – пропел Семён Иванович, не пожелавший выходить из образа оперного певца.

«Он что, придуряется или просто шизик? – соображала Вера, чем это ей грозит. – Ну, Инна, спасибо, удружила! Что же мне делать? Говорят, психов лучше не злить, а то ещё хуже может быть».

Вера посмотрела на него несчастными глазами, не зная, как отвечать на вопрос.

«Мне нужно тоже петь или можно просто сказать? Эх, лучше не рисковать».

– Ве-е-ерочка-а-а, – робко пропела она тоненьким голоском.

– Вера? – переспросил он серьёзным тоном. – А я Семён Иванович. Для вас просто Сёма. Давайте теперь, раз мы подружились, перейдём на «ты»?

Вера согласно кивнула.

«Слава тебе господи, больше петь не будем».

– Ну-с, мадемуазель Вера, пройдёмте-с в столовую, – заговорил он почему-то старинным языком и сделал широкий жест рукой.

«Столовая» оказалась малюсенькой кухней площадью около пяти квадратных метров, оснащённой газовой плитой, металлической раковиной с нависающей над ней газовой колонкой и большой тумбочкой, являющейся одновременно и шкафчиком для посуды, и столом. На стене рядом с отрывным календарём висело радио. Холодильником служила ниша под окном. Завершали интерьер «столовой» две самодельные табуретки. Семён Иванович усадил Веру, смахнул рукой крошки с тумбочки на пол и полез в «холодильник».

– Ты какую кухню предпочитаешь? – спросил он, стоя в позе испуганного страуса, причём повернутый к Верочке не самой культурной своей стороной.

Вера растерялась. Честно говоря, она предпочитала просторную кухню как у свекрови или в общежитии. Но обижать хозяина она не стала, поэтому скромно произнесла:

– Да у вас тоже кухня ничего, уютная.

– Я имею в виду, что ты любишь есть: украинские, русские или ещё какие блюда? Лично я предпочитаю грузинскую кухню. А ты?

– Я не знаю. Я всё люблю, лишь бы вкусно было, – произнесла Вера и покраснела. Ей вдруг стало стыдно, что она пришла к незнакомому мужчине да ещё и уселась за стол в ожидании ужина. – Но знаете, я неголодная. Я вас в комнате подожду, пока вы поедите.