– Проходите, не стесняйтесь, – голос прозвучал откуда-то из-за книжных шкафов.

Затем оттуда донеслось лёгкое жужжание, и в центр комнаты выехало механизированное инвалидное кресло. В нём сидел очень старый человек. Некоторые части его тела были заменены протезами, как у техников-аватаров, но в данном случае замена была произведена не для удобства работы, а из-за выхода из строя оригинальных конечностей. Один мутный глаз у старика ещё остался свой, а вместо второго сейчас на Дабла смотрела многофункциональная камера высокого разрешения. За спинкой кресла расположилась система поддержания жизни деда. От неё к телу тянулись многочисленные трубки, две из которых входили ему в ноздри. Старик держал книжку в хлипкой жёлтой обложке. Габриэль Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества» – выхватил острый глаз Лукаса.

– Вам чая или чего покрепче? – поинтересовался хозяин бункера.

– Можно и покрепче… – Дабл подошёл к столу и сел в ближайшее кресло.

– К сожалению, не могу составить вам компанию – здоровье не позволяет. – Старик подал знак, и аватары занялись своим делом. – Но вы всё равно не стесняйтесь. Чувствуйте себя как дома.

– Спасибо. – Лукас принял из рук биоробота стакан.

– Так вы и есть тот самый Дабл, о котором мне так много рассказывали мой сын и Илья?

– Это я, – Лукас кивнул и отпил виски, – собственной персоной. А вы, значит, отец Робина.

– Называйте меня Леонид или просто доктор.

– Принято. – Дабл опять кивнул и, вспомнив что-то важное, поднял палец вверх. – А вы, доктор, не боитесь заразиться от меня какой-нибудь прелестью? Я должен ещё три недели в карантине висеть. Мало ли…

– Не переживайте, молодой человек, – дед улыбнулся, – всем, чем можно было здесь переболеть, я уже давно переболел. Собственно, это и видно по моему телу. Как только началась бомбардировка города, в систему вентиляции просочилось много всякой гадости. Часть дряни сюда скинули китайцы, а часть вырвалась наружу из наших собственных вирусных хранилищ. Так что за все прошедшие годы моя система жизнеобеспечения уже научилась самостоятельно отсекать всю заразу.

– Значит, вы тут единственный выживший из коренного населения города?

– Теперь уже один. Кто-то из наших умер от болезней, кто-то от радиации. А кто-то сбежал в надежде самостоятельно выбраться отсюда, когда в убежище начались эпидемии. Но, судя по всему, у них ничего не вышло. Выжил лишь я. Я и восстановил здесь всё с помощью своих аватаров. Во многом мне и сынок подсобил. Кстати, о нём. Вас интересовал Робин? Вы хотели узнать, кто он?

– Ну, не так давно хит-парад моих вопросов возглавляла другая позиция. Но теперь да, я хочу это знать.

– Что вы, Лукас, слышали об искусственном интеллекте, или, как его коротко называют, ИИ? – Доктор сразу перешёл к делу.

– Знаю не очень много, но достаточно, чтобы понять, что Робин не какая-то там программа, написанная человеком. Я сталкивался с подобными прогами. Разные версии искусственного интеллекта ходили ещё до начала Серых Десятилетий, да и сейчас это ПО [29] широко распространено. Но ни у одного ИИ не возникает собственных желаний, не проявляются спонтанные эмоции, как у Робина. И ни одна даже самая мощная железяка не имеет самосознания. И хотя ядро личности можно как-то слепить – это никак не поможет болванке осознать своё собственное «Я».

– Вы совершенно правы, – старик кивнул, – приятно говорить с человеком, который хоть отчасти понимает суть проблемы. Вот и я это понял ещё много лет назад, когда мой отдел, занимающийся вопросами ИИ, пытался сделать то, что в принципе невозможно – заставить программу себя осознать. Но тем не менее я заявляю, что Робина можно назвать проявлением именно искусственного интеллекта.

– Можно назвать? – Лукас недоверчиво окинул взглядом стоящие рядом аватары.

– Искусственный – в смысле выведенный в пробирке. Но давайте я объясню всё по порядку. Когда я понял, что программами мы ничего не добьёмся, то задумался над тем, что такое наш разум в принципе. И тогда я случайно сделал одно предположение, за которое с треском и вылетел из отдела разработки ИИ. Помню, как сейчас, передал дядя нашему лаборанту забористую травку. Ну, мы её в туалете и того… и посещает меня вдруг одна гениальная идея! Влетаю я в лабораторию к заведующему и воодушевлённо так заявляю, что разум на самом деле зарождается и живёт совсем в другом пространстве. Мол, в нашем теле он не более чем симбиозный паразит, но паразит, который делает это тело чем-то большим, чем обыкновенным овощем. Вот смеху тогда было!

– И неудивительно, – Дабл хмыкнул, – меня самого вы сейчас реально улыбнули.

– Эх, знал бы я тогда, насколько близко подошёл к пониманию истины. В сущности, мой сын и является прямым доказательством того, что родина разума не есть наше тело. Но не будем забегать вперёд.

Легонько зазвенел фарфор, и к доктору подошёл один из аватаров. Дедуля принял из заботливых рук биоробота чашку ароматного чая и какое-то время молча наслаждался напитком. Лукас терпеливо ждал и сам смаковал редкий дорогой виски. Наконец старик оторвался от чашки и открыл свой мутный глаз.

– Так вот, – продолжил доктор, – очень многие из нашего брата задумывались над одним вопросом. А какая же форма жизни во Вселенной могла возникнуть раньше всех? И если учесть то, что планеты сформировались намного позже, чем всё остальное, то ответ напрашивался сам.

– И какой?

– Ну, он, собственно, не отвечает на вышепоставленный вопрос. Кто его знает, что там во Вселенной первое разумное зародилось? Может, это была полевая форма жизни, а может, и плазменная. Но одно я знаю точно – биологические формы разума во Вселенной могли появиться в самую последнюю очередь, ибо в самую последнюю очередь появились условия для их возникновения.