от потока и была окружена морским льдом. Здесь ледниковый щит находился в

движении и нажимал на морские льды. В непосредственной близости к щиту в морских

льдах виднелось много открытых трещин. Некоторые из них достигали двух-трех

метров ширины. Местами на морском льду стояли озерки морской воды, выдавленной

через мелкие трещины напирающим ледником.

Впереди, за прорвавшимся ледником, виднелся высокий мыс. На него мы и

держали курс.

Чем дальше шли, тем больше занимал вопрос, что же, в конце концов, находится

впереди — пролив или залив.

Противоположный берег заметно приближался. Он был уже примерно в 20

километрах. Между ним и мысом, на который шли, как ни вглядывались, ничего нельзя

было рассмотреть. Что там? Низкий, пока невидимый берег или глетчер, замыкающий

залив Шокальского? А может быть, и нет ничего, кроме морских льдов или айсбергов в

проливе, который предстоит нам открыть? Но вот в бинокль удалось рассмотреть у

самого мыса невысокий, но очень характерный, ледяной вал. По своей форме он мог

быть только береговым торосом. Если это так, то здесь бывает напор морских льдов, и

где-то близко есть свободный выход в море. Значит, впереди пролив. Начали попадаться

площадки молодого льда с вымерзшим на нем соляным раствором — повидимому,

прошлогодние забереги.

Мыс все ближе и ближе. Бурой скалистой массой он вырастал из-за потока

искрящегося ледника. Наконец мы миновали последние каскады глетчера и на 33-м

километре пути подошли к самому мысу.

Картина, раскинувшаяся перед нами, запомнилась на всю жизнь. Берег, вдоль

которого мы шли, повертывал на юго-запад, а противоположный берег все так же, почти

по прямой линии, уходил на юг и далеко впереди обрывался плоским мысом. Все

широкое пространство между берегами заполняли торошенные морские льды. Мы

находились в самом узком месте пролива!

Это было новое крупное открытие. Залив Шокальского с этого момента исчез с

карты. Его место заступил пролив Шокальского — новые ворота между западной и

восточной частями Советской Арктики — ценный подарок родине.

В тот же день мы сняли с карты гору, нанесенную гидрографами к западу от

залива Шокальского. Никакой горы на этом месте не оказалось. Повидимому, моряки

были обмануты полярным миражем, вводившим в заблуждение многих

путешественников. [285]

Разбили бивуак и успели взять полуденную высоту солнца. Вычисления показали,

что за два перехода мы спустились к югу на 44'. Чего еще можно желать?

19 июня 1931 г.

Вчера, разбивая лагерь, мы спугнули недалеко от палатки штук 20 гусей. Они

парами разлетелись в разные стороны. Через некоторое время тем же порядком —

парами — начали возвращаться обратно. Я взял карабин — и один гусь пошел нам на

ужин. Это была самка с формирующимися яйцами. Самое крупное из них почти

достигало величины куриного.

Новое доказательство, что гуси здесь действительно гнездуются.

Кроме гусей, много летало белых полярных чаек и иногда появлялись чистики.

Вскоре мы заметили, что они собираются на обрывистой гранитной возвышенности.

Ночью я добрался до их гнездовика. Огромный, многометровый снежный забой у

подножья скалы сильно помог мне в этом предприятии. Правда, несколько раз я

скатывался вниз, потом делал ножом ступеньки и взбирался выше. Надо сознаться, не

только любознательность руководила мной. Там могли быть яйца. Но все гнезда были

еще пустые, хотя птицы галдели так, словно их действительно грабили. Они стаей

кружились над моей головой, хлопали крыльями, но не решались ударить клювом.

Наконец, очевидно, поняв, что незваный гость немногим поживится в их пустых

гнездах, успокоились и, усевшись на вершине скалы, в нескольких метрах от меня, как

бы позировали перед объективом фотокамеры. Гнезда чаек не отличались сложной

конструкцией. Это были небольшие углубления, смесь помета с натасканным сюда

мхом, без подстилки из пуха. Над скалой, напоминавшей по форме гигантскую