– Ого, – она отрицательно мотнула головой. – Ты вот была в душе, проснулась, а я еще нет. Так что не наваливай на меня сразу столько информации.

– Хорошо, просто хочу сказать, что не надо нам вместе спать, – медленней повторила я. – Это здорово, не спорю. Гораздо уютней и веселей, но больше не надо.

– Не надо, так не надо, – недовольно хмыкнула она.

– Ну что ты, я же хочу как лучше, – мне стало неловко. – О тебе же думаю.

– Да со мной все нормально, – Кайла отпила кофе и посмотрела на меня. – Не думай, что мне до смерти хочется секса или еще чего-то в этом роде. Ты же об этом, да?

– В общем да, – я пожала плечами и улыбнулась.

– Ну так значит нет проблем, – подруга протянула руку и накрыла мою, лежавшую на столе возле чашки. – Мне тоже одиноко сейчас, как и тебе, и что плохого в том, чтоб вместе спать? Мне приятно знать, что мы по-прежнему друзья и можем довериться друг другу. Я вовсе не думала о том, чтоб склонять тебя к чему-то такому. Я же понимаю, ты любишь своего мужчину, скучаешь по нему, тебе он нужен, а не я.

– Но ты же говорила, что хочешь все вернуть, доказать мне что-то, – я чувствовала себя глупо. И с чего я решила, что она захочет чего-то большего? Кайла в самом деле не пыталась даже поцеловать меня, не говоря уже о большем. Это я все время думала об этом. Испытывала неловкость, угрызения совести. В общем, все как обычно, делала из мухи слона. В то время как она просто хотела компанию и родную душу, а не всякие глупости.

– Это все было до того, как я убедилась в серьезности твоих чувств, – ответила она. – Возможно, я и не считаю его достойным твоей любви, но тот факт, что эта любовь существует, я отрицать не могу. Я знала тебя еще маленькой, но ты и тогда уже проявляла завидную твердость характера, умела держать себя в руках, быть рассудительной. Тем более теперь, когда ты стала главой такого огромного предприятия, живешь самостоятельно, ты должна бы быть непоколебимой и сдержанной, как скала. И тут я вижу, как ты льешь слезы, бьешься в истерике, впадаешь в черную меланхолию, и все из-за мужчины. Надо быть очень глупой, чтоб надеяться затмить его, избавить тебя от этого чувства.

– Это все правильно, – согласилась я, – но тебя я тоже люблю. Ты моя близкая подруга, почти что сестра. Пусть мы долго не общались, но того, что было между нами, у нас не отнять. Мы теперь всегда будем близки.

– Поверь, Наоми, то эгоистичное чувство, что я испытываю к тебе, я пытаюсь изжить, – Кайла опустила взгляд на свою чашку, обхватив ее руками. – Я уже взрослая и должна понимать, что ты не моя. Женщина не может принадлежать кому-то, только себе самой.

– Почему же, может, – возразила я с улыбкой. – Если полюбит кого-то, то очень даже может, даже мужчине, как странно бы это ни звучало.

– Да, действительно, забавно, – согласилась Кайла. – Принадлежать мужчине. Наверное, очень интересное состояние.

– Ты ведь была с мужчинами, разве тебе совсем не понравилось? – спросила я, став серьезной.

– Это другое, – отмахнулась она. – Ты же знаешь, что я думаю по этому поводу. Как можно говорить о любви или еще чем-то таком применительно к тем, кто ищет твоего расположения и благосклонности всеми силами, или просто боится? Они от рождения учатся угождать и быть полезными, дрессированные зверюшки, вот они кто. Не спорю, можно их жалеть, заботиться, даже баловать, но они всегда будут просто прислугой, средством, вещью. Как отдаться вещи? Принадлежать ей?

– Как думаешь, если дать им свободу и права, они изменятся? – спросила я, согласившись с ней отчасти.

– Они не будут знать, что делать с этой свободой, – ответила Кайла. – Ведь им придется работать, думать о будущем, принимать решения, выбирать. Не верю, что многие захотят такой жизни. А ради тех единиц, что захотят, нельзя освобождать всех. Это все очень плохо, но как исправить, я не знаю. Такие рассуждения вгоняют меня в тоску.

– Интересно, чего хотят повстанцы, чего добиваются? – я посмотрела на город за окном, вспомнив Синди и ее рассказ об Алексе. – Ведь точно не свободы для мужчин. Будь так, они бы просто делали набеги на шахты и базары, где продают мужчин, и освобождали тех, брали в свои ряды. Но ведь нет, они и не думают заниматься подобными глупостями. Они просто портят жизнь нам, здесь в столице и других больших городах.

– Это подтверждает мои слова, – кивнула Кайла. – Зачем им «освобождать» мужчин? Что они могут предложить взамен? Оружие и гордое звание «повстанца»? А чем тем, освобожденным, заниматься? Воевать? Не все хотят умереть за идею. Большинство предпочитает свою обычную, но жизнь, героической смерти.

– Мне уже прислали официальное приглашение на прием у миссис Йорк, – сказала я, опустив взгляд. – Там они позовут меня в свою партию, как и было намечено моей матерью. Я должна стать либералкой, но понятия не имею, чем придется заниматься. Что будет с корпорацией, со мной?

– Будешь как все, делать пожертвования на сиротские приюты и больницы для мужчин, – отмахнулась Кайла, мать которой тоже состояла в либеральной партии. – По-моему, основная цель либералок – не отвоевать мужчинам немного прав, а досадить амазонкам.

– Не знаю, кроме того, что амазонки воюют на окраинах с повстанцами и предпочитают обходиться вовсе без мужчин, ничего особенно отличного от либералок они не делают, – рассуждала я. – Почему же они считаются оппонентами? Для разнообразия? Ведь либералки не желают освобождать мужчин, а амазонки не пытаются их истребить. Да, однозначно, бордели бы они запретили, но их и я бы запретила. Уж лучше бы мужчины получили право на образование и работу, если уж не могут стать отцами. Тогда они смогли бы выжить и без женщины.