– Если хочешь, я могу немного поработать над твоей системой безопасности, – предложил Кит. – Только мне нужно будет подключиться к интернету.

– К международной сети? – я недоверчиво покачала головой. – Это небезопасно. Ты уверен, что сможешь не нахватать там вирусов?

Он улыбнулся, словно я сказала что-то смешное.

– В Саннибэй для того и создали собственную независимую сеть, чтоб избежать контакта с международной, – я пожала плечами. – В интернете повстанцы всем заправляют. Императрица рассматривает закон о его закрытии.

– Невозможно его закрыть, если почти все им пользуются, – возразил Кит. – Внутренняя сеть, безусловно, очень удобная вещь, если хочешь заказать пиццу или купить билет в оперу, но когда дело касается запрещенных или полулегальных вещей, то все ищут это в интернете.

Я слушала, гадая, где это он успел узнать обо всем этом. Уж точно не в общаге, музее древней архитектуры. Там не то что интернета, наверное, даже беспроводного покрытия нет.

– Никакой ресурс в сети Саннибэй не разместит у себя рекламу борделя, – продолжал Кит. – А запретить интернет, где все будут искать себе наложников?

– Наложники не запрещены, – я пожала плечами. – Но ты прав, никто не любит говорить об этом.

– Хотя, я готов смириться с закрытием доступа в интернет, если только это хоть как-то повредит этому «милому» бизнесу, – мой собеседник перевел взгляд на экран.

– Не любишь наложников? – меня это немного удивило.

– Мутанты чертовы, – пробормотал он, не глядя на меня.

– Почему? – я, конечно, тоже не любила это явление, но парни Синди все же мне нравились.

Кит не отвечал, казалось, погрузившись в сюжет картины.

– Ты зол, за ту выходку на вечеринке? – я вздохнула. – Но ребята не виноваты, они ничего не могли поделать. Это все наша вина.

– Наоми, если бы мне приказали изнасиловать тебя, то я бы не стал даже под страхом смерти, – он посмотрел мне в глаза. В его взгляде появился какой-то хищный огонек, хотя внешне он оставался абсолютно спокойным. Тема явно задевала его за живое. – А вот насчет тех ребят не уверен.

– Хочешь сказать, они не должны были нам помогать? Должны были ослушаться своих хозяек? – я задумалась.

– Они же не просто помогали, им даже было весело, – Кит опустил глаза.

Мне стало неловко. В конце концов, все это была моя вина и моя затея. Пусть сейчас мы говорили о другом, но я чувствовала в словах Кита боль и гнев.

– Ты не можешь знать наверняка, – я тоже нахмурилась, не понимая, отчего вдруг защищаю наложников. Я сама прекрасно знала, что это за люди. Амбиции в них затмевали все. Для этих мужчин не существовало никаких правил, они стремились всеми правдами и неправдами зацепиться за женщину побогаче и жить на ее содержании как можно дольше.

– Я и не знаю, – Кит поднялся с кровати.

– Куда ты? – спросила я, заметив, что он направился к двери в коридор, а не в ванную, как я надеялась.

– Если можно, я лягу в той комнате? – спросил он, не глядя на меня. Я не могла понять, чем обидела его. Неужели эти разговоры и воспоминания о злосчастной вечеринке так подействовали на него?

– Но… – я хотела возразить, что он обещал остаться в эту ночь со мной, но не стала. Он хотел побыть один, и если я не лицемерила, разводя все эти беседы о равноправии, то должна позволить ему эту роскошь. – Да, конечно. Можешь спать, где тебе больше нравится.

– Спасибо, Наоми, – он благодарно улыбнулся, все же взглянув на меня. – Прости.

Не дожидаясь моего ответа он вышел. Я смотрела на закрывшуюся за ним дверь и не могла понять, что вообще происходит. С ним, со мной, с нами обоими. Он, без сомнения, уже доверял мне и не боялся, отчего же тогда все эти недомолвки? Что мешает ему рассказать о себе хоть что-то? Почему любая тема заканчивается напряженным молчанием и хмурыми взглядами? Почему я так болезненно реагирую на все это? Почему мне не все равно? Почему вдруг так остро стала чувствовать одиночество? Раньше меня не заботило то, что вокруг ни души. А вот сейчас, оставшись одна в комнате, почувствовала себя бесконечно одинокой и несчастной. Почему, когда Кит был рядом, я забывала обо всем, даже о Кайле, находившейся на пороге смерти? И почему, черт возьми, он не остался в эту ночь со мной, если я точно знаю, что он хочет меня не меньше, чем я его?! Равнодушный мужчина не целовал бы так страстно, не смотрел бы полным желания взглядом. Он не был равнодушен, и я не была. Так почему же сейчас мы лежим в разных комнатах? Что по-прежнему стоит между нами? Что не позволяет ему стать веселым и беззаботным, отбросив страхи? Что мешает мне проявить немного настойчивости?

Я даже не заметила, как фильм закончился, и по экрану поползли финальные титры. Я продолжала смотреть на закрытую дверь и вспоминать прошедшую неделю. Я вспоминала ее во всех подробностях, желая по-новому взглянуть на нашу ситуацию, а заодно восстановить в памяти кое-какие детали, касавшиеся Кита.

Получалась довольно необычная картина. В агентстве мне сказали, что каталог старый, да и Киту уже двадцать пять, не самый популярный возраст. Женщины в большинстве своем предпочитали мужей помоложе, чтоб легче было воспитать под себя. В двадцать пять мужчина уже представлял собой редкий и специфический товар на любителя. В эту категорию отбирали лучших из невостребованных. Все же если не находилось никого, кто взял бы его, это что-то да значило. Мужчин в наше время в самом деле становилось все меньше, а способных к воспроизведению, соответственно, еще меньше. Агентства редко несли убытки из-за невостребованности их товара. Тех, что оставались, продавали дешевле.