– Да я не про твой полк спрашиваю, а про хутор Усьман, слухи там какие-то ходят. Ты ничего не знаешь? – уточнил полковник.

– Охренеть. И до вас дошло? – удивился Пушкарев.

– Ну? Говори, – настаивал полковник.

– Про вампира, что ли? – уточнил Пушкарев. – Ну, ходят такие слухи. А тебе зачем? Вы вроде бы фольклором не интересуетесь.

– Так… чтоб ты знал. Мы всем интересуемся! – заверил Пальчиков. – Ты мне скажи, это, по-твоему, полная херня или что-то правда есть?

– Да как тебе сказать… – замялся Пушкарев.

– Значит, что-то есть, – ответил за Пушкарева полковник.

– По-моему, полная херня, но что-то есть, – подтвердил Пушкарев. – Слухи ходят упорные. Но сам я, конечно, ничего такого не видел.

– А что это за история с раненым солдатом? – спросил полковник.

– Так в самоволку пошел, а участковый его принял за другого и сдуру подстрелил слегка из «макарова», – объяснил Пушкарев.

– Странная история, – сказал Пальчиков.

– Участковый мудак и псих. У него пистолет забрали, – сообщил Пушкарев.

– Ладно, хер с ним, – оставил эту тему полковник. – Это пусть прокуратура занимается, мне это по фигу. Слушай, я к тебе пришлю двух наших ребят. Ну, ты им там помоги, у тебя в совхозе есть знакомые. Нам эта история может быть интересна. Больно много там всего непонятного. Но это – строго между нами.

– Правильно. Надо вампира завербовать, пусть он пьет кровь у мирового империализма, на хрен. А то совсем обнаглели, – засмеялся Пушкарев.

– Я всегда говорил, что ты умный мужик, – сказал Пальчиков. – Забацаем вампирский спецназ… Давно мы водки с тобой не пили.

– А ты приезжай сам, вот и выпьем, – пригласил Пушкарев. – Заодно с вампиром тебя познакомлю.

– А что, может, и приеду, – почти пообещал полковник.

– Ловлю на слове, – сказал на прощание Пушкарев.

– Давай. Созвонимся, – попрощался Пальчиков.

В это время, как потом выяснилось, майор Ершов, лейтенант Кононов, а также участковый, продевший себе ремешок от фуражки под подбородок, стояли у выхода из коридора в огромную пещеру, по дну которой текла река. Река была неглубокая, по ее берегу можно было идти вниз по течению.

– Да, они пошли налево, – еще раз повторил майор.

Майор был совершенно прав. Иевлева и Фролов здесь действительно повернули влево. Собака не бросалась на них, видимо, приняв за своих. На мальчика, который плакал в тоннеле, они вообще не обратили внимания, так как оба прекрасно понимали, что нет тут никакого мальчика.

Их тела были совершенно нечувствительны к холоду и сырости. Темнота для них не существовала, потому что они отлично видели в ней. Абсолютная тишина, царившая здесь, не вызывала никакого чувства страха, потому что это был бы страх смерти, а он не боялся смерти, так как не был живым, а она не боялась смерти, потому что в ее теперешнем состоянии смерть представлялась ей слишком маловероятной.

Они шли по берегу реки. Потом увидели лодку, сели в нее, оттолкнулись от берега и поплыли. Фролов сидел на веслах, но держал их на весу. Лодка и так плыла достаточно быстро, никакой необходимости править не было, лодка плыла так, как будто сама знала, куда плыть. В конце концов он положил весла вдоль бортов, руками оперся на лавку.

– Откуда здесь лодка? – спросила она.

– Вот чего не знаю, того не знаю, – ответил Фролов.

– Это река мертвых? – строила догадки Иевлева.

– Нет, – сказал он, – обычная подземная река, река мертвых намного ниже. Я ведь раньше ничего не помнил. Фельдшер меня спросил, как там, я стал вспоминать. Живым не нужно этого знать.

– Почему? – удивилась Иевлева.

– Живой иначе это видит, – объяснял Фролов. – Ему не нужно знать. Потому, что он понять все равно не сможет, но его это будет мучать.

– Тогда почему ты хочешь показать это мне? – спросила Иевлева.

– Ты можешь понять больше, чем обычный живой. Ты уже не обычный живой, – заверил ее Фролов.

– Живая, – поправила Иевлева.

– Ну да, – сказал он, – живая. И есть еще одна причина, – добавил Фролов.

– Что же это за причина? – спросила она.

– Я не буду спать у тебя в комнате на жердочке, – сказал Фролов. – Я не могу быть больше среди живых. Среди живых я быстро превращусь в дикого зверя. Я буду убивать людей. И чем больше я буду убивать, тем больше мне нужно будет. Это нельзя остановить. Я держался, сколько мог. Представь, как человек висит над обрывом и чувствует, что у него руки немеют. Я не могу больше висеть над обрывом. Я должен уйти.

– Я с самого начала знала, что именно так все и будет, – вздохнула Иевлева. – Хоть по тебе ничего видно не было.