Чай, который заварил папа, оказался как нельзя более кстати, ибо я никак не могла прийти в себя от потрясения. Сидя за столом на кухне, я во все глаза смотрела на подвижное лицо своего родителя, на его выразительные, ярко очерченные губы, тонкий нос и длинные, ниспадающие на плечи волосы. Я хотела знать, каков мой отец? Да вот же он! Веселый, открытый, остроумный! При компактном телосложении и невысоком росте папин голос звучал раскатисто, как иерихонская труба.

— Да брось ты рефлексировать, Женька! Говорю тебе, я не призрак! Хочешь, дотронься до моей руки!

Он протянул мне руку.

— Ты жив, пап! Это невероятно! — растерянно повторяла я, сжимая его ладонь.

— Малыш, я обожаю хорошую шутку, — он широко улыбнулся. — Хотелось узнать, как сослуживцы отреагируют на мою смерть.

Пришлось рассказать.

— Не редакция, а клубок змей! — рокотал он, выслушав мое повествование о поминках. — Неужели Караджанов прямо за поминальным столом меня грязью поливал?

Я кивнула.

Энергия из него так и била ключом. Долго находиться на одном месте отец не мог. Скатав шарик из салфетки, он поднялся из-за стола, отошел в угол кухни, примерился и кинул в мусорную корзину. Попал. Взял еще одну салфетку и снова принялся катать бумажку в ладонях.

— Было дело. Поливал. — Я не собиралась ничего скрывать. — Сказал, что у тебя подлые глазенки.

Еще один бросок, и новая салфетка скомкана в руке. Отец усмехнулся.

— Илюшка на своего дядюшку донос написал, а я крайний!

— Караджанов дядя Калиберды?

Почему-то именно это меня удивило больше всего. Должно быть, потому, что в подлости Ильи я имела возможность убедиться на собственной шкуре, и то, что именно он написал донос, для меня не стало большой неожиданностью.

— Угу. Его племянник. По матери. А парнишка-то оказался подловатый! Караджанов Илюшку десять лет назад из глухого аула выписал. К себе в редакцию взял. А племянник на него в прокуратуру донес. Обиделся, что простым репортером назначили. А кем его было ставить? Замом Караджанова? Так у него уже имеется зам. С высшим университетским образованием, а не с дипломом сельской школы.

— И что племянник здесь искал?

— А этот самый донос. Подметное письмо. У меня есть друг среди прокурорских работников, он мне письмецо-то и отдал.

— Прямо так и отдал? — не поверила я.

Отец с сарказмом посмотрел в мою сторону и многозначительно произнес:

— Ну, не то чтобы отдал. Мне, конечно, пришлось за него заплатить. Но не в этом дело. Просто интересно было посмотреть, как автор пасквиля на мою осведомленность отреагирует. Я показал ему копию и намекнул, что, если Илюша не заплатит, отдам бумагу Караджанову. Илюшка побежал свою машину продавать. Новенький «Паджеро». За бесценок отдал, а взамен себе взял двадцатилетнюю развалюшку — «маздочку». Ты на ней каталась, знаешь, что это за металлолом. Для Илюши такая машина равносильна публичному признанию его несостоятельности. Он ведь великий франт и позер. Мне и деньги-то не были нужны. Просто забавно за людьми наблюдать, когда они тебя бояться начинают.

Отец присел за стол, глотнул горячего чаю и с воодушевлением продолжал:

— Ты не поверишь, какие таланты у людей открываются! Ведь правда, красивую легенду ребята придумали? Значит, Алика Николаевна от меня беременна?

— Ну да, она так сказала, — поддакнула я.

— И все свое имущество я завещал именно ей?

— Угу.

— Потрясающе! — восхитился отец. — Я сразу понял, что ей нужно Илюшино заявление, когда эта гордячка вдруг воспылала ко мне трепетной страстью. А я возьми да так ее подставь! Переспать-то переспал, а бумагу не отдал. Скоропостижно скончался. Но перед тем как умереть, как бы случайно проговорился, что документ храню на даче в стенке. Здорово придумано, а?

— Так ты знал, что они сюда приедут?

Отец почесал мизинцем кончик носа, забавно вскинув бровь. Лицо его сделалось птичьим.

— Не то чтобы знал, но очень на это рассчитывал. — Протяжный вздох и новый бросок салфетки. — Со вчерашнего дня ожидал их визита.

Он отодвинул чашку, встал и принялся кружить по кухне. Поджарая фигура его мелькала то там, то здесь.

— В принципе Алика Николаевна меня не разочаровала. Достойное поведение для любящей женщины. Между прочим, это она настояла на том, чтобы тебя отпереть, прежде чем уехать с дачи. Илья-то хотел тебя бросить прямо так. Запертой.

— Вот гад.

— Согласен. Но в любом случае они мне сильно облегчили задачу. Как только они уехали, я покинул свое убежище на чердаке и выложил специально для тебя свои тетради, а в спальню принес ноутбук. Я хотел, чтобы ты сама догадалась, как на самом деле обстоят дела. Ты уже поняла, кто пишет детективы?

— Ты? — хрипло вырвалось у меня.

— Я, — приосанился отец, застыв в наполеоновской позе посреди кухни. — Я един в двух лицах. Элла и Эд — все я.

— Но почему?

— Понимаешь ли, малыш, — протянул отец, разглядывая меня таким взглядом, точно прикидывая, стоит ли пускаться в долгие объяснения, или все равно не пойму. — Я начал писать много лет назад и безуспешно пытался раскрутить хоть один из своих романов. Нет, мои книги печатали, но смешными тиражами. Поверь, я неплохо писал, но романы задвигали на самые дальние полки магазинов, и они не доходили до читателя. Работая в глянцевом журнале, одном из самых популярных изданий Петербурга, я каждый день встречался с писателями гораздо хуже себя, брал у них интервью и должен был расхваливать их бездарные книги. А все потому, что они платили нашему журналу за пиар. У меня же таких денег не было, и я прозябал в безвестности. И вдруг я понял формулу успеха без особых затрат. Загадочный автор способен вызвать не меньший интерес публики, чем навязчивая реклама. И я создал загадку, которая до сих пор будоражит умы людей. Грефов вблизи мало кто видел, а еще меньше тех, кто с ними говорил. Литературная загадка, писатели-фантомы, о которых подробно и регулярно писал только один приближенный к ним журналист — Максик Мерцалов, до того никем не принимаемый всерьез.