4 В каталоге духоборческого архива, собранного Чертковым и хранящемся в ГТМ, значится «Приветствие кавказским духоборам, подученное из общины Кенворти, написанное в Крайдоне в феврале 1896 г.» (Папка № 1, документ 89).

1896 г. Февраля 27. Никольское.

Дорогой другъ. Я скучаю теперь отъ того, что давно не знаю ничего про васъ.

Я у Олсуфьевыхъ и мн очень хорошо: тишина, досугъ и все добрые люди.1

Посылаю вамъ письмо Crosby, офиціальное и частное.2 Распорядитесь послать копію Kenworthy. Я пишу объ этомъ и Ken[worthy].3 Любящій васъ

Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике черными чернилами рукой Черткова: «27 февр. (?) 96 № 409».

В конце письма приписка М. Л. Толстой, которая сообщает Черткову адрес Кросби. Дата определяется записью в Дневнике Толстого от 27 февраля: «написал письма: Черткову, Шмитту, Кенворти».

1 Толстой пробыл у Олсуфьевых в их имении Никольское с 21 февраля по 9 марта. О семье Олсуфьевых см. прим. к письму № 392.

2 Письмо Толстого к Кросби см. в т. 69.

3 Письмо Толстого к Кенворти от 27 февраля 1896 г. см. в т. 69 Толстой послал Кенворти копию того письма к Кросби, которое называет «официальным», так как оно предназначалось для опубликования. О частном» письме, повидимому, сопровождавшем официальное, сведений в редакции не имеется.

1896 г. Марта 7. Никольское.

Давно уже получилъ ваше письмо отъ 20 фев[раля] № 20 и не отвчалъ отъ того, что не хотлось ни думать, ни писать, да и теперь не хочется. Я, разумется, и согласенъ и несогласенъ съ тмъ, чт`o вы пишете. Въ томъ, что воля Бога въ томъ, чтобы разрушать т соблазны, кот[орые] стали видны намъ и бороться съ ними, въ этомъ нтъ сомннія, но совтовать страдать въ извстномъ данномъ случа человку въ борьб съ соблазнами можно только тому человку, кот[орый] самъ поборолъ соблазны и пострадалъ или страдаетъ въ борьб съ ними. А то будешь, какъ начальнику кот[орый] самъ сидитъ безопасно въ транше, а солдатамъ велитъ выходить изъ нея и идти на штурмъ. Вотъ это страшно и ужасно, и вотъ этому то противится все существо человка. Мо[жетъ] быть я слова употребилъ неточныя, но я знаю свое убжденіе, вру, что жизнь только въ томъ, чтобы бороться съ соблазнами, и знаю свое чувство совстливости, что когда солдатъ, вышедшій было изъ траншеи на штурмъ, вернулся назадъ въ траншею, въ кот[орой] я сижу, и робко вопросительно смотритъ мн въ глаза, знаю, что не могу не сказать ему слова утшенья. Можетъ быть, я не сказалъ ему, чт`o слдовало, а именно то, что не думай, что ты особенно подлый человкъ, а ты не только такой же, какъ я, но даже мене подлый, чмъ я, человкъ, п[отому] ч[то] ты попытался выдти и былъ подъ пулями, а я все сидлъ, спрятавшись. Если бы я сидлъ въ одиночномъ или бы меня скли и вели на казнь, тогда бы я могъ выразить мое горе о томъ, что онъ не выдержалъ, а пока я пользуюсь всми благами животной жизни, я долженъ былъ скрыть свое горе.

Очень давно ничего не знаю про васъ, и мн недостаетъ. Я третью недлю живу у Олсуф[ьевыхъ]. Мн очень хорошо. Тишина и вншняя и внутренняя. Они такіе простые, очень добрые люди,1 что различіе ихъ взглядовъ съ моими и не различіе, а не признаніе того, чмъ я живу, не тревожить меня. Я знаю, что они не могутъ, а что они желаютъ быть добрыми и въ этомъ направленіи дошли, докуда могли. Покаюсь вамъ, что грущу о томъ, что нтъ энергіи для умственной работы. Начаты такія важныя и, кажется мн, хорошо задуманныя и даже обдуманныя работы, и нтъ силъ выполнить ихъ. Или очень медленно долженъ привыкнуть работать, пользуясь рдкими просвтами, или это временное ослабленіе — слдствіе инфлуэнцы, (Какъ здоровье Лиз[аветы] Ив[ановны]? Неужели не поправилось совсмъ?). или указаніе того, что надо кончить писать. Каюсь въ томъ, что мн это грустно, хотя знаю, что только не отворачиваться отъ Бога, не длать противнаго его вол, то будешь служить Ему, хотя и не видя слдовъ своего служенія, хотя знаю это и то, что уходя изъ дятельности этой жизни, умирая къ ней, вступаешь этимъ самымъ въ другую будущую жизнь, кот[орой] еще не сознаешь, умираешь — рождаешься, хотя думаю это и врю въ это, къ стыду своему — грущу о прекращеніи привычной дятельности. А какъ глупо! Вдь она не можетъ же вчно продолжаться. Цлую васъ, Галю и Димочку.

Послзавтра, 9-го, хотимъ,1 если буд[емъ] живы, хать въ Москву.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в «Дневнике Л. Н. Толстого», под ред. В. Г. Черткова, т. I, 1895—1899, М. 1916, стр. 193. На подлиннике черными чернилами написано: «№ 410. 19 ф. 96». Дата эта очевидно не верна. Толстой отвечает на письмо Черткова от 20 февраля и пишет, что собирается «послезавтра 9-го», ехать в Москву. Таким образом письмо следует датировать 7 марта.

В письме от 20 февраля из Петербурга Чертков писал Толстому: «Пишу вам, дорогой Лев Николаевич, под впечатлением того вашего письма к Сулержицкому, в котором вы его утешаете в том, что он уступил. Не стану говорить вам о том, как я ценю в вас ту сердечную доброту, с которой вы умеете становиться в положение каждого и в самую трудную минуту оказать человеку столь нужную ему душевную поддержку. Письмо это проникнуто этим чувством и потому наверное оказало свое благотворное влияние. Но вместе с тем мне кажется, что чувство личной жалости к страдающему заставило вас «хватить через край», и при том в такой области, где очень опасно отклоняться от самой осторожной точности. И что хуже всего, вы тут же как бы возводите в принцип такое неправильное превознесение личного чувства.

Еще тогда, когда я только что узнал об уступке Сулержицкого, я предвидел вероятие того, что вы и ваши дочери, желая утешить и приласкать его, станете слишком оправдывать его поступок; и когда, действительно, я получил от вас письмо, в котором вы упоминали, что сказали Сулержицкому: «ну что же делать, видно такова воля божия», мне хотелось вам возразить, что этого говорить не следует, т. к. поступление на военную службу ни при каких условиях не может быть согласно с волей божьей, хотя бы и под влиянием любовнейшего чувства к самому близкому родственнику. В письме к Сулержицкому вы уже ясно и решительно формулируете это ваше мнение или чувство, с которым я не могу согласиться. Вы пишете: «... В этой борьбе вы избрали то, чт`o должно было избрать. Не нарочно, а искренно говорю, что на вашем месте я наверное поступил бы так же, как вы. Потому что мне кажется, что так и должно было поступить. Ведь всё, чт`o вы делали, отказываясь от военной службы, вы делали для того, чтобы не нарушать закона любви; а какое нарушение любви больше, — стать в ряды солдат, или остаться холодным к страданиям старика? — Бывают страшные дилеммы, и только совесть наша и бог знают: чт`o для себя, своей личности, мы сделали и делаем то, чт`o делаем, или для бога. Такие положения, если они избраны наверно для бога, бывают даже выгодны: мы падаем во мнении людей (не близких людей, христиан, а толпы), и от этого тверже опираемся на бога Самое трудное то состояние, когда весы колеблются, и не знаешь, которая чаша перетянет, уже пережита вами...» Со всем подчеркнутым я не могу согласиться, и бог велит мне это сказать. Можно извинять подобные поступки, но оправдывать их нельзя, так как они совершаются по слабости человеческой, но никак не потому, что «так должно поступать».. Спрашивая, «какое нарушение любви больше»? вы смешиваете две любви: любовь к богу и любовь к ближнему. Бога справедливо велено любить всем сердцем, всею душою, всем разумением, а ближнего только, как самого себя. И если ради первой любви, — любви к высшей истине, — следует пренебрегать собою, своими личными страданиями, то очевидно, что следует также пренебрегать и страданиями тех ближних, которые страдают из-за страданий нашей личности или вообще лично страдают из-за нашей любви к богу истины, так как ближнего следует любить не больше, чем самого себя, ибо всё равно, кто станет между богом и мною, моя ли личность, или личность моего старика отца, — «в обоих случаях я жертвую высшей любовью ради низшей» «Я не мог удержаться от того, чтобы не высказать вам этого, дорогой друг и брат, Лев Николаевич: замолчав в себе это, я не был бы спокоен. И мне кажется, что вы не только согласитесь, но согласны со мной, и что отступили вы от этого только по доброте вашего сердца под впечатлением ужасных страданий, пережитых нашим другом»....

1 Во время пребывания Толстого в Никольском из семьи Олсуфьевых находились Адам Васильевич и Анна Михайловна Олсуфьевы, их дочь Елизавета Адамовна и — одно время — сын Михаил Адамович.

1896 г. Марта 18. Москва.

Посылаю вамъ, какъ я поправилъ. Я старался удержать вс мысли, кажется, нехорошо. Но все таки лучше, чмъ было» А впрочемъ, вы ршите. Цлую васъ.