Шрифт:
— Немного подумав, Отилия решилась:
— Я ненадолго, только на полчаса. Побудьте, пожалуйста, здесь или попросите прийти Аурику.
Стэникэ на турецкий манер приложил руки к груди в знак того, что достоин всяческого доверия.
— Иди, не беспокойся.
Отилия надела пальто и вышла, провожаемая пристальным взглядом Стэникэ. Он осмотрелся, слегка приоткрыл дверь во двор, убедился, что там никого нет, и вошел в комнату дяди Костаке. Злые глаза старика уставились на него в упор. Стэникэ подошел к двери, которая вела в гостиную, чуть-чуть приотворил ее и снова закрыл. Потом он направился к окну, глянул во двор, вернулся к столу, взял стул, поставил его около дивана и сел.
— Как дела, старик? — спросил Стэникэ. — Лучше, а?
Дядя Костаке в свою очередь задал вопрос:
— Что тебе надо?
— Ай-яй-яй,— огорчился Стэникэ. — Я интересуюсь вашим здоровьем, а вы спрашиваете, что мне надо. Разве так можно?
Стэникэ еще ближе придвинул стул к дивану.
— Чего тебе нужно? — разволновался старик.
Притворившись, что не понимает, о чем спрашивает больной, Стэникэ приподнял край простыни, словно желая осмотреть матрац.
— Хорошая постель, — заявил он. — Как тебе, мягко лежать? А почему ты лежишь не в спальне?
— О-оставь меня в покое! Что тебе надо?
Стэникэ стал совершенно спокойно ощупывать тюфяк, потом быстро сунул под него руку и вытащил пакет с деньгами. Глаза у старика вылезли на лоб, рот раскрылся. Он пытался что-то сказать. Сделав нечеловеческое усилие, старик поднялся, сел на краю постели и взвыл плачущим, гортанным голосом:
— Деньги, де-деньги, жу-у-ули-и-ик!
И вдруг упал на пол. Стэникэ тщательно спрятал пакет на животе под рубашкой, поглядел в окно и вышел через гостиную и готическую дверь. Ни во дворе, ни на улице никого не было. Он не спеша прошел в соседний двор и, увидев Аглае с Аурикой, сказал:
— Я встретил Отилию. Она просила Аурику зайти ненадолго присмотреть за стариком.
— Поди, Аурика, — посоветовала Аглае.
— Я тоже пойду, — сказал Стэникэ, — посмотрю, как у него дела.
— Увидев, что старик мертв, Аурика завизжала, а Стэникэ, изобразив удивление, бросился известить Аглае, которая явилась со всей бандой как раз в ту минуту, когда вернулась Отилия. Побледневшая девушка остановилась в дверях. Стэникэ подскочил к ней, обнял и стал утешать:
— Отилия, Отилия, дорогая моя кузина, будь мужественной, крепись, ведь этого следовало ожидать.
Потом он объяснил, как было дело:
— Отилия мне сказала: посиди около него, постереги или позови Аурику! Я и отправился позвать свояченицу и пришел вместе с ней. А старик уже лежал на полу, вот здесь. Видно, ему что-нибудь понадобилось, он поднялся, и тут-то ему стадо плохо.
— Да, мама, — подтвердила Аурика, — я первая вошла в комнату но, когда увидела, я так перепугалась и закричала, закричала! Боже, как я напугалась!
— А я, — соврал Стэникэ, — думаешь, не переживаю? Я потрясен. Разрешите мне отправиться ненадолго домой, чтобы прийти в себя, К тому же мне необходимо взять кое-какие документы, а то завтра у меня процесс. Дай мне ключ от дома, Олимпия.
Таким образом Стэникэ удалился, чему Аглае была очень рада, так как считала, что он слишком, много берет на себя. Отилия скрылась в своей комнате. Она села на диван, поджав под себя ноги и глядя в одну точку. Глаза ее были влажны, но плакать она не могла. Феликс, как ни старался, не добился от нее ли одного слова. Аглае по-военному оккупировала весь дом. Вместо того чтобы обрядить мертвого, она приказала всем молчать о случившемся и поставила Марину охранять ворота, чтобы никто не вошел.
— Посмотрим, где у него деньги, документы, оставил ли он завещание, — говорила Аглае. — Деньги нужны на похороны.
Труп продолжал лежать поверх одеяла и уже стал приобретать синеватый оттенок, а Аглае, Олимпия, Аурика и Тити шныряли во всем углам, выдвигая ящики, рылись в гардеробе, залезали в печку. Они ничего не нашли, кроме купчих крепостей, договоров на сдачу помещений, различных счетов, из которых можно было определить размеры имущества дядюшки Костаке. Все их Аглае, сложив в пачку, забрала с собой. Нигде никаких денег, кроме завалявшейся монеты в полбана, забытой под бумагами. В одном из ящиков Олимпия обнаружила перстень, усыпанный камнями. Она быстро надела его на валец, но, так как Аглае заметила это, постаралась оправдать свой поступок:
— Мама, это кольцо возьму я. Ты же знаешь, что у меня никогда не было драгоценностей, а ты мне обещала.
— Вечно ты так, — запротестовала Аурика. — Тебе все, а мне ничего. Зачем оно тебе, ведь ты замужем!
Олимпия пропустила замечание мимо ушей и оставила перстень себе.
— Где же деньги? — повторяла взволнованная Аглае. Аглае, — Где его деньги? Ведь, не мог он жить, не имея в доме ни гроша! При нем был кошелек, который он недавно уронил. Должен же он иметь деньги!
Разъяренная Аглае хлопала дверцами шкафов, сдвигала ковры, не удосуживаясь положить их на место, выдвигала большие ящики у ломберного и обеденного столов. Везде только неначатые спичечные коробки, пачки табаку, тщательно уложенные карандаши, разные мелочи.