— Южный Крест, например? Ты давно к нему неравнодушна. Я помню.

— Видишь, а я забыла. В Австралии рыжики. Их завезли из Европы, и они расплодились неимоверно.

— Первый раз слышу, — признался Тульчин. — А я странным образом скучаю по России. С Запада я увидел ее совершенно другой.

— Интересно — какой? Я могу это понять или увидеть?

— Да. Но это все потом…

— Все потом, — грустно вздохнула Вера. — Может быть, это так же, как смотришь на все русское из Питера? Это же голландский город, финский, немецкий, чухонский.

— Холодно, — засмеялся Алексей. — Лучше всего смотреть на Россию из Италии или Греции. Тогда она кажется соседней деревней, немного диковатой, как всякая соседняя деревня, но изумительно красивой.

— И в соседней деревне подрастает невеста, она пасет свиней или гусей, сторожит жеребят, боится волков.

— И это тоже, — улыбнулся Тульчин.

Вера тут же перевела разговор на другую тему:

— А что ты делал в Италии?

— Я выучил итальянский. — Он элементарно уходил от разговора. — Но теперь нужно все расспросы прервать ненадолго. Потому что мы с Павлом сейчас оставим тебя одну.

— Никогда не целовалась с бородатым мужчиной, — переводя дыхание, говорила Вера вскоре. — В этом есть что-то удивительное.

И тут же вошел Кравцов, одетый в темный плащ и широкополую шляпу.

Другой сцены капитан, судя по его загадочному виду, не ждал.

— Простите, Вера, но мы договорились с Алексеем об одной очень важной поездке. Мы вернемся поздно.

— Я предупредил, — ответил Тульчин, беря Веру на руки. — Я отнесу ее в библиотеку. Как раритет.

— Не надо, отпусти, — засмеялась Вера. — Я сама. Возвращайтесь скорее. Вам что-нибудь вкусненькое приготовить?

— Пирог с гольцом — это раз, — мгновенно ответил капитан. — Кстати, голец размораживается. Корзину грибов мы привезем ночью. Кроме того, никуда не выходить. А то мы вас не найдем. Пока все поручения.

— Я даже звонить никому не стану, — ответила девушка. — Зачем обижаешь, начальник? Вы едете в лес? За грибами? Передайте поклон медведю.

— О’кей, — ответил капитан.

— Не шали, — улыбнулся на прощание Тульчин, и они скрылись за дверью.

Вера осталась вдвоем с кошкой, в чужой и непонятной квартире, в районе Москвы, где никогда прежде не была. Все это похоже на смутное начало новой и таинственной жизни.

Она выглянула с балкона во двор, капитанский джип резко рванул с места и сразу исчез из поля зрения.

«Куда они поехали? Что скрывают от меня?» — эти два вопроса превратились для Веры в настоящее мучение. Было понятно, что запланированная поездка связана с ней. Но каким образом?

Несколько дней назад ее могли убить. В Питере это продолжилось совершенно другим образом. Там ее хотели убедить в том, что она потенциальная злодейка и хищница, дитя своего времени, то есть предлагали убить в себе душу, согласившись с этим.

А что, если она сделалась заложницей чьих-то интересов? Дурацкий вопрос. Конечно же сделалась. Триста лет назад. Тут и толковать не о чем. И надо заниматься пирогом для сыщика и музыканта, которые сломя голову покатили кого-то ловить и пытать. Пытать и ловить. Пирог должен получиться отменным. Она вспомнила, что Тульчин был отличным стрелком. Пирог с гольцом — это вещь.

Да, спасение в пирогах. И в прочих домашних вещах.

— Штука, — сказала Вера кошке. — У тебя плохая хозяйка. Она засиделась на лысой музыкальной горе. Не была ни разу ни в цирке, ни в зоопарке. Ни кино, ни театр, ни концертный зал не заменят зоопарка и цирка. Там усталые и вконец замученные звери напрямую напоминают нам, что все очень скверно. Да с чего это они усталые и больные? Разве ты такая? Ты усатая и довольная.

Вера с ужасом подумала, что забыла о существовании такого царского блюда, как пирог. Она готовила что-нибудь изредка для Танюши, для Вовки, торт для Соболевой, но это не шло ни в какое сравнение с нынешней обязанностью. И эта праздничная ответственность поставила Веру в тупик. Она не могла понять, как и почему сама себя лишила этого редкостного удовольствия.

А завтра можно будет сделать окрошку. Нет, ведь они привезут корзину грибов. Пироги с грибами и молодой картошкой. Окрошку она тоже приготовит.

Пирог Вере явно удался.

«Может быть, эти замечательные мужчины поверят, что я человек, а не юный монстр, нацелившийся на мировую славу и более ничего? Это было бы неплохо, очень неплохо. Впрочем, все именно так и есть… А что из этого следует? А из этого следует, дорогая Золушка, что надо осознать свое место в мире. У тебя не было ни времени, ни желания заниматься этим. Но тебе придется отпустить себя на зеленую поляну».

Несмотря на стаи звуков, которые мешают ходить по земле так, как она умела в детстве, собирая жуков, гоняясь за шелковыми бабочками и совершенно не думая, как может звучать мигающий полет махаона в шедевре какого-нибудь импрессиониста. И что она должна сделать с собой, чтобы добиться этого волшебного звучания. Но для кого? Для чего? Ответа на этот вопрос не существовало. Выходило так, что только для себя. Да еще ради столь же одинокой гордости учителей.