Острие так глубоко вошло в зверя, что сорваться с него он не мог. Однако удержать его, даже втроем, было нелегко.

Около четверти часа длилась борьба, тюлень не сдавался, но в конце концов общими усилиями его все-таки удалось вытащить. Это был крупный усатый экземпляр.

Он бился на льду в предсмертных конвульсиях и жалобно мычал, все еще стараясь высвободиться. Но острие палки вонзилось ему глубоко в горло.

Услышав радостный крик Угиука, из лагеря прибежали матросы и, очень довольные такой удачей, потащили добычу к лагерю, подцепив тушу крючьями.

Но больше всех радовались доктор и Угиук. Ученый и дикарь — оба знали по опыту, что поимка тюленя может оказаться спасительной для больных цингой.

У эскимоса был отличный желудок, но это не мешало ему обладать к тому же добрым сердцем. Обычно он старался первым насосаться крови убитого животного, но на этот раз Большой Тюлень объяснил как мог, что уступает это «лакомство» Фрицу и Нику, знаками показал им, что надо припасть ртами к вскрытой аорте зверя, из которой текла теплая алая кровь, и сказал:

— Быстрее, а то зверь сдохнет!

Фриц попытался было последовать совету Угиука, но почти тотчас же с отвращением отвернулся, жалобно простонав:

— Я не могу… пить кровь! Все нутро протестует…

— Пей скорее!.. Это твое здоровье!.. Твоя жизнь!

— Не могу!.. Лучше умереть!..

— Ник! Попробуй ты!

Фламандец был менее разборчивый, а может быть, менее чувствительный.

— Мне все равно! Я буду пить! — сказал он глухим голосом. — Проглочу хоть толченое стекло, только бы выздороветь!

И Ник, обеими руками ухватившись за тюленя, стал сосать кровь, как младенец грудное молоко.

— Почему я не могу? — едва слышно произнес Фриц и впал в забытье.

Товарищи с болью и страхом смотрели на эльзасца, еще недавно такого крепкого и энергичного.

К вечеру Нику стало гораздо лучше, чего нельзя было сказать о Фрице. Состояние его все ухудшалось.

В довершение всех несчастий признаки цинги появились еще у двоих: у Гиньяра и лейтенанта Вассера.

Они мужественно сопротивлялись болезни, пока все тело не покрылось красными пятнами.

Непосильный труд и постоянное напряжение не проходят бесследно.

Теперь в экспедиции было трое больных и один умирающий. Дни Фрица были сочтены. Те же, кто страдал офтальмией, понемногу выздоравливали.

Капитан видел, как тяжело приходилось людям, и решил сделать остановку.

Вряд ли вокруг полюса они найдут свободную воду, но в иные годы даже зимой появляются полыньи, и по ним можно подплыть близко к полюсу, о чем свидетельствовали многие арктические экспедиции.

Не исключено, что у полюса лед не образует сплошного покрова, что там есть пространства свободной воды и что под действием морских течений льды, окружающие полюс, перемещаются и заполняют эти пространства, одновременно открывая новые.

До сих пор льды расступались перед отважными французами, но не встанут ли они в конце пути неприступной стеной вокруг полюса?!

Прежде чем решить, как действовать дальше, необходимо было срочно разведать местность и определить состояние льда на пути к полюсу, от которого их отделяли всего пятьдесят лье!

Пятьдесят лье! По хорошей дороге их можно пройти за пять дней и за пять дней вернуться обратно.

Но пробираться через нагромождение льдов — не безумие ли это?

Лейтенант Маркем потратил целый месяц, чтобы пройти в подобных условиях восемьдесят пять километров. А когда вернулся, застал в живых только половину экипажа, остальные, даже самые здоровые, заболели цингой.

Ну у них уцелел корабль, были все условия, чтобы оправиться от болезни.

У французов же только и оставалось, что провизии на шесть недель, одна палатка и четыре лодки. Кто поможет больным и слабым?

Что делать?

Не двигаться с места и ждать?.. Но чего?.. Ледохода?..

Косые лучи полярного солнца не растопят льды, простирающиеся на многие мили. Ураганы и морские течения могут сдвинуть их с места, но не раздробить на куски.

Значит, ждать нечего.

Можно взять с собой самых крепких, немного вещей и провизии и рискнуть дойти до полюса. А вдруг за это время льды тронутся и унесут лагерь, как они потом до него доберутся? Ведь поход займет не меньше двух недель.

Потерять друг друга — самое страшное.

Д’Амбрие не знал, что делать, и решил подождать еще сутки. К тому же ему страшно было оставить умирающего Фрица.

Смерть до сих пор обходила стороной французский экипаж, и теперь все были потрясены ее приближением.

Бедный Фриц! Красные пятна на его коже превратились в синеватые кровоподтеки, тело покрылось бугристыми гематомами, а конечности местами совсем потеряли чувствительность.

Малейший толчок вызывал у него такую острую боль, особенно в суставах, что он не в силах был сдержать стон, а то и крик.