— Учитывая возраст и физическую форму барона, это маловероятно, — не согласился Рэм. — Как следует защищаться он не сможет. Вряд ли кто-нибудь решится марать руки. Я бы, например, его вызывать не стал.

— Мне кажется, я уже нашла способ отомстить барону без кровопролития, — вмешалась я. — Так что дуэль не понадобится.

— В самом деле? — оживился принц. — А нельзя ли принять в этом участие?

— Вообще-то, — задумчиво проговорила я, — думаю, ваша помощь могла бы оказаться очень полезной. Для того чтобы сделать месть по — настоящему запоминающейся, нужно будет провести кое — кого на территорию дворца. А вы ведь обладаете такими полномочиями.

— Это начинает мне нравиться.

Рикардо поцеловал мне руку.

В этот момент дверь распахнулась. Арман застыл на пороге, разинув рот. Открытое окно, в спальне трое — Рэм, принц и я. Первый по — прежнему обнимает меня за талию. Губы второго касаются моей руки. Молчание длилось секунд десять. Никто не находил слов.

— Э… Граф, это совсем не то, что вы подумали, — проговорил наконец принц.

И прикусил губу, чувствуя, что его слова прозвучали не слишком оригинально и одновременно не особенно убедительно.

Напряжённая тишина продолжалась ещё несколько секунд. На сей раз её нарушил Арман.

— Ваше высочество… А как вы относитесь к тому, чтобы выпить?

Тем вечером я снова гуляла по дворцу и снова повстречала леди Милони. Та рьяно выполняла предписание лекаря, прохаживаясь вперёд — назад по длинному коридору.

— Леди Ортэго? Вы что же, опять прогуливаетесь? — осведомилась она.

— Да, леди Милони, — подтвердила очевидное я.

И развела руками, дескать, ничего тут не попишешь.

— Хотите сказать, что ваш супруг снова пьёт вино с вашим любовником? — скептически спросила дама.

— Хуже того, — доверительно прошептала я, многозначительно округлив глаза и наклоняясь к ней поближе. — Сегодня к ним присоединился ещё и принц.

— Принц? — непонимающе нахмурилась леди Милони.

Я энергично кивнула.

— Его высочество Рикардо Дельгато.

— Как он мог появиться в ваших покоях? — недоверчиво фыркнула придворная.

Я заговорила ещё тише.

— Влез через окно. Представляете? Он и мой любовник. Поднялись по стене, забрались в комнату. Только для того, чтобы поговорить, вы ничего плохого не подумайте. А тут в спальню вошёл муж! И вот теперь они пьют втроём. Ужас, правда?

Судя по взгляду леди Милони, с последним она действительно была согласна. Вот только в мою историю не поверила ни на грош. А вот то, как разгулялось моё воображение, действительно казалось ей ужасным.

Следующим вечером барон Рохас был занят своим любимым занятием. Как и все прочие вечера (а также зачастую дневные часы), он переходил от окна к окну, бдительно следя за тем, что происходит снаружи. Кто к кому пошёл, кто с кем встречается, не целуется ли кто, укрывшись (как они думают) среди кустов дворцового сада. Особенный интерес барона с некоторых пор вызывало окно спальне графини Ортэго. Подумать только! Сначала туда влез один мужчина, затем другой, а вот вчера — сразу двое! Какая жалость, что он не смог разглядеть их лица и теперь не знает, те же двое это были, что прежде приходили по отдельности, или же это совершенно другие люди! Второй вариант, пожалуй, нравился барону даже больше. Ведь в этом случае выходило, что у графини целых четыре любовника! Разумеется, он уже написал графу третье письмо с подробным изложением вчерашних событий. Однако этот простак, похоже, никак не мог справиться с безнравственностью собственной супруги. Хоть бы решётку на окно распорядился поставить, что ли!

Тем не менее, в глубине души барон радовался, что графу Ортэго не пришло в голову столь элементарное решение проблемы. Ведь это давало ему, барону, шанс увидеть сегодня ещё что-нибудь интересное.

И всё же он не ограничивался лишь тем окном, из которого можно было наблюдать забирающихся к графине гостей. Барон не терял бдительности и, стоя на страже морального облика герцогского двора (тяжёлая обязанность, которую он возложил на себя совершенно добровольно), регулярно обходил все окна в своих покоях.

И вот теперь, когда он зашёл в спальню, его внезапно отвлёк от важного и всепоглощающего занятия голос супруги.

— Ах ты, мерзавец! — вскричала она, врываясь в помещение за ним следом. — Негодяй! Старый развратник!

Барон непонимающе нахмурил брови, одновременно прикрывая ухо ладонью: голос у супруги был зычный. Упрёки баронессы казались тем более странными. Во — первых, женщинами барон Рохас не интересовался довольно-таки давно. А во — вторых, его супруге было крайне нехарактерно проявление сильных эмоций. Как правило, ей было свойственно перманентное состояние лёгкого недовольства. Барон мог припомнить лишь один случай, когда лёгкое недовольство переросло в тяжёлое, и произошло это, когда горничная случайно разбила чашку из дорогого сервиза.

— В чём дело, дорогая? — осведомился он, стараясь придать своему тону максимальную мягкость и заботливость.

— Ах, у тебя ещё и хватает наглости спрашивать, в чём дело?! — возмутилась супруга. — Развратник, ловелас и сластолюбец! Изволь объяснить, что это делало на столе в твоём кабинете?

И баронесса грозно потрясла корсетом, который сжимала в кулаке правой руки. Барон, хорошо знавший свою жену, сразу понял намёк: она была бы не против с той же силой сжать в кулаке чью-то шею.