– А не сыграть ли нам, ребятки, в футбол? Полицаи на заводских?

– Под ноль разделаем! – сказал Апатьев, пытаясь высвободить руку.

– С чего бы-то?

Лясоцкий засмеялся:

– Все очень просто. Твои каждый день самогон хлещут, а то и шнапс. Форма у вас не та.

– Форма – лучше не надо! – Митька улыбался, а глаза стали волчьи. – Мы перед игрой побеседуем накоротке. Если выиграете с разницей в мяч, выпорем. Ну, а разгромите – это тянет на расстрел.

– Не получится, – сказал Алеша. – Вы плохо шутите, господин Иванов!

– Почему же плохо? Говорю, что есть: мы – власть.

– А мы люди коменданта Бенкендорфа.

Тут уж Митька засмеялся:

– Ребята! Мы же, оказывается, свои. Игра будет честной. А если кого и хлопнем, так из-за угла.

– Из-за угла партизаны стреляют, – сказал Лясоцкий.

– Мы тоже умеем! – Митька стиснул локти Толе и Алеше. – Шучу, ребята. Всего вам! Мне на работу, партизан лупить резиновым шлангом. Хотите поглядеть? – Снова засмеялся. – Вы еще петушки. Вот выпейте.

Достал из кармана бутылку, сунул в руки Лясоцкому.

Крестный ход повернул к собору, рабочие пошли на завод.

– Чего с ней делать? – спросил Саша.

Апатьев взял бутылку, вытащил затычку, шел, поливая землю.

– Из-за угла они стреляют!..

Вернувшись в собор, прихожане благодарили батюшку со слезами на глазах:

– Слава Тебе, Господи! Освятили Людиново! Столько мерзости и греха. Глядишь, полицаи, устыдясь, присмиреют. Ведь иные из них – волки!

Расходились умиротворенные. Надежные люди увели к себе ушедших из больницы партизан.

А на другой день страшная новость: из-за угла застрелили сына учительницы младших классов. Сын пришел из леса мать проведать. Уходя, взял шубу, валенки…

Кто убил молодого партизана? Свои? Тайная полиция, полицаи? Ни ареста, ни пыток, ни казни. Выстрел – и народных мстителей убыло.

– Неужто Митька нам свою силу показал? – испугался Лясоцкий. – Убили, как обещал, из-за угла.

– Ответа ему недолго ждать, – Шумавцов глянул на Сашу – и разговору конец.

День минул, другой, и по Людинову слухи шепотом: партизаны расстреляли лесничего Никитина, предателя, и двух лесников-предателей.

В тот день Нина вдруг спросила отца:

– Никитин и его лесники были самые настоящие каины, но кто они теперь? Мученики? У тебя на столе листок и крупно написано: «Господствуй над грехом». А в Библии стихи помечены. Я прочитала: «…всякому, кто убьет Каина, отмстится всемерно». Каины под защитой Бога?

– Суд – дело Божие. Обрекая себя быть палачами, люди разносят заразу Каинова греха.

– Но разве это не потворство греху, если праведный Авель убит? И у него уже не будет детей, а Каин родит и скотоводов, и гусляров с кузнецами?

– Каин во всех родах человечества – останется Каином, – примирительно сказал отец. – Но почему ты сердишься?

– Да потому, что Бог убийцу Каина сделал неприкосновенным. И теперь этих каинов или, может быть, иуд в одном нашем Людинове пруд пруди!

Отец Викторин посуровел:

– Но есть в нашем Людинове девушка Нина, есть воины леса, есть неизвестные нам люди, живущие в городе. Появляются листовки, вытекает из цистерны горючее, взрываются машины с грузами.

Нина вдруг обняла отца за плечи:

– Это ужасно, но сегодня Иванов подарил мне цветы и сказал: «Надоумь своего отца, пусть не геройствует. А то мало ли что может случиться».

– Разве я геройствую? Какие у меня дела, готовлю проповедь об Авеле и Каине. Вот мои дела.

Нина сдвинула бровки сердито:

– Раз Митька сказал такое, значит, полиция что-то затевает. Тот же Ступин!

Вдруг дотронулся до головы дочери:

– Спасибо, Нина. Поостерегусь. Береженого Бог бережет.

В тот же день, слушая своих особо доверенных прихожан, батюшка просил на время притихнуть, поберечься. Борьба бабушек и их внучат с немецкой армией была совсем уж малая. Дырявили мешки, из которых потом сыпались продукты, резали провода, вывинчивали пробки на баках с горючим в автомашинах, что-то угоняли, что-то уносили, отвинчивали какие-то гайки.

Не война, пакости, если что-то немцы и теряли, то всего лишь минуты времени. Но ведь время возврата не знает. Утраченные минуты – утраченные победы. И все это – незримо.

Графиня Магда пригласила отца Викторина сообщить ему о своей милосердной миссии. Она приобрела продукты для раздачи голодающим.

– Я прошу вас, батюшка, не распылять пайки, но избавить от истощения и от смерти крайне ослабленных детей.