– Ничего не бойся, Фёдор. Я позабочусь о том, чтобы никому из вас не причинили вреда. Ноги этих людей больше не будет в имении, понравится это отцу или нет! Усадьба принадлежит Волконским, так что распоряжаться в ней до приезда Алексея Николаевича буду я, как прямой наследник.

– Очень вы нас этим выручите, Михал Иваныч! – с благодарностью произнёс старый дворецкий и не сдержал вздоха облегчения. – А то совсем боязно стало, знаете ли. Юлия Николаевна нас ещё хоть как-то оберегала, а этот… Ох, то есть, простите, я хотел сказать… м-м… что батюшка ваш… ну… в общем…

– Можешь не продолжать, я и так всё прекрасно понимаю. Спесь с него мы, конечно, собьём, но вот бы ещё узнать, что произошло на самом деле? – Мишель с надеждой посмотрел на Фёдора, но у того, к сожалению, ни малейших предположений на этот счёт не нашлось.

– Святой истинный крест, не ведаю! – поклялся он, осенив себя крестным знамением. – Но одно ясно: с гибелью Юлии Николаевны связана какая-то тайна, которую Иван Кириллович очень хочет скрыть!

– Послушай, Фёдор… – Мишель на секунду замешкался, а потом решил, что хуже уж точно не сделает, и задал-таки интересующий его вопрос: – А где был отец, когда всё это случилось? Я хочу сказать: матушка ведь собиралась провести вечер с ним, романтический ужин, возобновление отношений и так далее… Они встретились тогда или нет?

– Михал Иваныч, в этом-то и самое главное! – воскликнул Фёдор весьма и весьма эмоционально. – Я ж тоже поначалу так и подумал, ну а разве по-другому можно было подумать, глядя на его поведение?! Но в том-то и соль, что Иван Кирилыч приехал уже после того, как всё случилось. Его не было целый день, как и нас.

– И кто же может это подтвердить, если матушка отпустила всех слуг до единого?

– То, что его не было в имении, не может подтвердить никто, потому что, не считая Юлии Николаевны, дом был пуст. Но кое-кто может подтвердить, что Иван Кириллович всё это время был со своей люб… со своей дамой, учительницей, в её доме на Речной улице.

– И кто же?

– Её горничная, Аглая, – послушно ответил Фёдор. – Моя племянница. Она при Алёне Александровне не первый год служит.

– Ах, вот как, – произнёс Мишель задумчиво. Разочаровало его известие о том, что отец ни при чём, или обрадовало? Трудно было сказать что-то по его лицу – не в пример сегодняшнему утру, Мишель сохранял полнейшую невозмутимость.

– Он был там целый день, с тех пор как уехал, – кивнул Иван Кириллович. – Сначала они с Арсением Ивановичем упражнялись в фехтовании на заднем дворе, целых два с половиной часа, ожидая Алёну Александровну, которая должна была вернуться к одиннадцати, но задержалась на час… Потом они все вместе обедали, потом Арсений Иванович ушёл гулять с разрешения матери, и они остались вдвоём, и уединились на втором этаже. И, м-м, пробыли там до самого вечера.

До чего всё это мерзко, подумал Мишель. «Алёна Александровна», стало быть? А Арсений Иванович, получается, её сын? Отвратительно, подумал он снова. И немного обидно, потому что лично с ним в фехтовании всегда упражнялся дядя Михаил Николаевич, а после его смерти – уже Алексей. Но отец – никогда. Вот оно как, чужие дети сделались ближе своих собственных!

Господи, что за чары навлекла на него эта женщина?!

– Хорошо, у отца алиби, но никто и не говорит, что он действовал в одиночку? – спросил Мишель у Фёдора. Вопрос был скорее риторический, но старый дворецкий, тем не менее, ответил:

– Если и так, то своих Петра и Георгия он к этому не подключал. Доподлинно известно, что они тоже были там, в доме на Речной.

– Я даже не хочу спрашивать, что они там все вместе делали! – скрыв усмешку, сказал Мишель, но дворецкий выставил руки вперёд ладонями и невесело улыбнулся.

– Нет-нет, ну что вы, я не так выразился! Иван Кирилыч, знаете, никогда не ходит без охраны, особенно в последнее время. В стране неспокойно, митинги, забастовки, революции, эсеры, покушения… Он всерьёз опасается за свою жизнь, так что эти двое всегда с ним. Они оба ждали в карете на улице. Георгий у него обычно замаскирован под кучера, а Пётр – под лакея. Я это знаю, потому что, как жаловалась моя Аглая, они приставали к ней безбожно, когда она выходила развесить бельё или покормить кошку. Так что, увы. Всё время были на виду. А от города до имения путь неблизкий, уж она бы их отсутствие заметила, ежели что. Я спрашивал, говорит, не отлучались.

– Это, тем не менее, ничего не доказывает, – огорчил его Мишель. Фёдор Юрьевич согласно кивнул и с надеждой взглянул на молодого хозяина. Мишель перехватил его взгляд и заверил: – Я этого так не оставлю, не волнуйся. Но мне нужно время, чтобы разобраться. И отец. Без него, как я понимаю, правды мы не узнаем.

– Не думаю, что он захочет откровенничать, – предупредил его Фёдор Юрьевич.

– Со мной – захочет, – с усмешкой произнёс Мишель. – В противном случае, придётся применить парочку приёмов, которым меня обучили в окопах.

Дворецкий невесело рассмеялся – кажется, впервые с тех пор, как похоронили горячо любимую хозяйку, а потом вздохнул, выражая свою безграничную скорбь по поводу сей непростой ситуации, но Мишель поспешил его успокоить. Уж если за дело взялся он, значит, всё выяснится, дайте только срок. И почему-то старый Фёдор Юрьевич ему поверил. Что-то такое было в голосе и во взгляде молодого князя, что не оставляло никаких сомнений – этот точно доведёт дело до конца! Такие, как он, слов на ветер не бросают.