Эту знаменательную встречу Александра запомнила на всю жизнь. Да и Мишель тоже не забыл, несмотря на все дальнейшие попытки стереть этот день из памяти.

Саше казалось, что она была готова ко всему, но действительность превзошла все её ожидания! Горничная, постучавшаяся в дверь, тихонько сообщила о приезде Волконских, и Александра вышла в коридор по её зову, где тотчас же наткнулась на Ивана Кирилловича. На нём был красивый смокинг кремового цвета, пёстрая рубашка, в его извечном стиле, и аккуратный галстук-бабочка. При всей неприязни к этому человеку, Александре пришлось признать, что выглядит он поистине сногсшибательно – увы, он не смог сказать того же самого о ней.

– Чёрт возьми, я же велел тебе переодеться и привести себя в порядок! – сквозь зубы процедил Гордеев, раздражённый до крайней степени её очередным неповиновением.

– Я сочла этот нежно-розовый шёлк недопустимым для сегодняшнего случая, – послушно ответила Александра, вынужденная вложить свою ручку в протянутую министром ладонь. – Насколько мне известно, у вашей семьи всё ещё траур, ни к чему рядиться в яркие цвета, демонстрируя своё неуважение к покойной! – собственные слова показались Александре недостаточно дерзкими, и она добавила: – Не говоря уж о том, что платье, как и украшения к нему, куплены на ваши деньги, а я ваших подачек ни за что не возьму! Кажется, я уже это говорила?

Он ничего не ответил на это, но руку её болезненно сжал, заставив Александру невольно поморщиться. Хорошенькое начало, ничего не скажешь, подумала она, обречённо подняв голову, чтобы взглянуть на вновь пришедших, обоих Волконских и Ксению Митрофанову.

Правда, в конечном итоге это свелось к довольно бесцеремонному разглядыванию молодого князя. То ли потому, что позиция у него для того была очень выгодная – он стоял посередине, между обеими девушками – то ли потому, что Мишеля с такой-то внешностью обойти своим вниманием было весьма проблематично.

А впрочем, не во внешности дело. То есть, Александра отметила про себя, конечно, что он прямо-таки фантастически хорош собой, но с той секунды, как взгляды их пересеклись, она потеряла всяческую способность думать о чём-то другом, кроме как о своём неудержимом желании оказаться как можно дальше от этого человека. Желание это ощутимо росло с каждой секундой, и было просто замечательно, что Гордеев держал её под руку – иначе Саша, не раздумывая, сбежала бы.

Мишель Волконский пугал её. В зелёных глазах горела лютая ненависть, которую тот и не думал скрывать, ибо к лицемерию, в отличие от батюшки, был не приучен.

Гордеев же непринуждённо улыбался, делая вид, что не замечает ледяного взгляда сына. С поразительной теплотой и дружелюбием он произнёс:

– Добрый день, мои дорогие! Как я рад, что вы почтили нас своим присутствием!

Девушки нестройно ответили ему что-то, но Александра не слышала, что именно, по-прежнему во все глаза продолжая смотреть на князя.

"Вот она, моя погибель", – подумала она, не в силах отвести взор.

– Ксюша, милая, в отсутствии Мишеля ты стала у нас редкой гостьей, отчего же? – Иван Кириллович принялся любезничать с хрупкой красавицей-брюнеткой по правую руку от князя.

"Стало быть, они с княжной не дружны?" – попробовала было удивиться Александра, цепляясь за фразу Гордеева, но, увы, удивилась совершенно другому. Господи, какие глаза у него!

Барышня Митрофанова с улыбкой отвечала, что она теперь много времени проводит в Петербурге, ввиду того, что батюшка её практически переехал туда из-за своей службы. Сама же она в Москву вернулась исключительно ради Мишеля, по которому так соскучилась за эти долгие месяцы…

Говоря всё это, Ксения неотрывно смотрела вовсе не на Гордеева, а на Александру. Можно не сомневаться, что она не оставила без внимания ни её старенькое, шитое-перешитое платье, ни огрубевшие от работы руки, ни её никуда не годную причёску. Если, конечно, наполовину распустившуюся косу, перекинутую через плечо, с выбившимися оттуда завитками, вообще можно было назвать причёской. Однако скажем вам совершенно точно, увиденным госпожа Митрофанова осталась довольна и растянула красивые алые губы в презрительной усмешке, в ответ на очередную любезность Гордеева, которую даже не услышала.

Саша по-прежнему продолжала смотреть на Мишеля, а тот в свою очередь смотрел на неё, так же неотрывно, но, увы, с вызовом и ненавистью во взгляде.

И если забыть про её безграничный трепет и ужас перед этим человеком, первое, что сразу бросилось в глаза – молодой князь совершенно не походил ни на мать, ни тем более на отца. Приземистый, темноглазый и русоволосый Иван Кириллович как-то сразу терялся на фоне довольно высокого шатена Волконского, с удивительными глазами цвета весенней листвы.

Нигде, никогда и ни у кого прежде Александра не видела таких глаз! Они могли бы считаться самыми прекрасными в мире, если бы не ненависть, льющаяся из них. А ещё у него были очень красивые, чётко отчерченные губы, высокий лоб, слегка выпирающие скулы и упрямый подбородок – полный комплект для того, чтобы прямо сейчас идти и завоёвывать сердца влюбчивых барышень. Сказать, что Мишель Волконский был красив – не сказать ничего, но всё равно Александре он ужасно не понравился.

Это была нелюбовь с первого взгляда, если хотите. Всё её существо медленно и верно наполнялось отвращением к этому холёному красавцу, и если раньше Саше казалось, что нет неприятнее человека, чем Юра Селиванов, то сейчас она была готова забрать свои слова обратно.