Каков бы ни был правильный ответ на проблемы общества, он был передо мной.

Это одна сторона медали. Есть и другая.

Мы сидели на моей любимой скамейке на берегу озера. Фред и я, двое мужчин среднего возраста, казалось, просто мирно проводили время, но это был момент величайшей веры. По крайней мере, для меня. В жизни Фреда было много взлетов и падений, он многое повидал. Раны были настолько глубокими, что он был закрыт для непосредственного проявления чувств и близкого общения. Но, о Боже, как он старался! В своем сознании он увидел «свет в конце туннеля», и всем сердцем хотел добраться до него. Но не хотел оказаться запертым на том этапе Кольца, где царит боль.

Пока он не чувствовал радости. Сердце было как лед. Но, каким-то образом, в самой толще льда пылало желание. Был голод, сильнее, чем боль от глубоких шрамов, потребность чего-то, что делает нас по-настоящему людьми. Однако сейчас он был в кромешной тьме. Он только стремился к тому, что возможно, а не радовался исполнению своих надежд.

Как хотелось бы мне, друзья, чтобы вы увидели его глаза и услышали твердую решимость в его словах – его страстное желание.

«Я еще не знаю, к чему мне нужно стремиться, – сказал он. – Мне еще предстоит познакомиться с тем, о чем рассказывают другие люди. И я никогда…»

Он решительно посмотрел мне в глаза. «Но клянусь, что даже в последние минуты не оставлю этих попыток. Может быть, никогда не окажусь там, но никогда не перестану пытаться».

Мои глаза наполнились слезами. «Оказаться там» это, конечно, означает больше, чем просто освободиться и принять жизнь, вместо того чтобы бороться и сомневаться. Но Фред пытался из всех своих сил добиться того, что Грейс Роуз называет Ла Ла Ло, что может быть найдено и излечено только в объятьях исцеляющей любви. Конечно, хорошо рассуждать, если ты купаешься в лучах света. Но, возможно, еще большее блаженство, еще большая вера проявляется в борьбе за освобождение от страданий и боли, пока ты находишься во тьме. Я знаю, что Бог – это Бог, дарящий блаженство. Но иногда вижу его лик очень четко – как шахтер, пробирающийся сквозь породу, чтобы спасти товарищей – как он борется с каменным сердцем таких людей, как Фред, которые были сильно ранены и чьи раны до сих пор не зажили. Может быть, самая сладкая музыка – это не голос того, кто идет из света. Но голос, прорывающийся сквозь кромешную тьму: «Я не вижу тебя, не знаю, где ты. Но верю, что ты там. Я все еще иду к тебе, тратя все силы, надежду и молитвы. Иду, не сдаюсь. И не сдамся».

Может быть, именно из темноты льется самая большая песнь вере.

Иногда помощь другим – практическая задача. Два дня назад сын Майка отравился газом в гараже. Ему было 24 года. Семья не очень религиозна, поэтому похороны были не в церкви. Майк попросил меня сказать прощальное слово.

Если просят произнести речь, главное – не причинить никому вреда своими словами. Особенно на похоронах тех, кто умер молодым, или лишился жизни при трагических обстоятельствах. Эмоции настолько накалены, а вопрос о смысле жизни так волнует присутствующих, что нужно сделать что-то большее, чем просто «не навредить». Когда кто-то тонет, вы точно не будете стоять на берегу и махать рукой, позволяя пойти на дно.

Час тридцать ночи. Я не могу спать. Утром – на работу. Что сказать? Что бы вы сказали? Я знаю ответы на извечные вопросы «Почему?», или «Что, если?», или «Следовало ли мне сделать что-то еще?». Как узнать? Меня трясет, будто я выпил слишком много кофе. Вчера сестра молодого человека, Келли, сказала, что он любил двух своих кошек больше всего на свете. Он написал о них. Думаю, он отдал кошек, чтобы сестра о них позаботилась. Итак, я собираюсь вести повествование от их лица – рассказ с точки зрения кошек Эрика. Хочу, чтобы они сказали, что их роду не приходится увязать в вопросах, на которые нет ответа. Я собираюсь заставить их сказать, что единственное, в чем они преуспели – мурлыканье. А для кошек мурлыканье – проявление любви. Все, на что способны все живые существа (или кошки) – любить друг друга, мурлыкать, когда другой рядом. Независимо от того, сколько тебе лет: двадцать четыре, пятьдесят четыре или девяносто четыре, то, что может каждый – любить. Все, что касается другого человека, неподвластно.

Если ты сделал это, говорят кошки, ты сделал все это. Я собираюсь сказать, что кошки ничего не знают о Боге, относительно подобного вопроса их мнение бесполезно. В представлении кошек, для нашего рода потребность задавать вопросы является как гордостью, так и проклятием. Появляются такие вопросы о Боге, на которые невозможно найти ответы (вопросы неправильные). Например, «Как Бог мог позволить такой ужасной вещи произойти?» или «Чему Бог пытался нас научить, дав этому молодому человеку умереть?». Такого рода вопросы не имеют ответов, по крайней мере, в моей книге. Это сложные вопросы, как, например, «Сколько ангелов может танцевать на вершине горы» или «Способен ли Бог нарисовать квадратный круг?».

Если Бог есть любовь, то он не может позволить ужасные вещи. Бог не дает даже тайного разрешения на зло. Бог не наказывает отца за грехи смертью его сына. Это не то, о чем говорит Библия. Бог не копит обиду, не ищет возмездия. Бог – не сумасшедший, который пробирается в дом, чтобы убить ребенка в тот момент, когда он беззащитен.

Бог не делает этого, потому что любовь не делает этого. Мы слишком ничтожны, чтобы много знать о Боге, но то, что можем узнать, постижимо через призму Любви. Будучи влюбленными, в нашем понимании, мы видим Бога четче.

Где Бог? Я собираюсь заставить присутствующих на похоронах задуматься. Удержать в памяти и сердце присутствие того, кого они любили. Если они друзья Эрика, удержать его. Если они здесь для того, чтобы поддержать Майка или его жену, удержать их. Если они здесь ради его сестры, Келли, удержать ее. Окружить их со всем вашим сочувствием, прощением, пониманием. Чего вы желаете этому человеку? Почувствуйте тепло. Погрузите себя в тепло. Укутайтесь в него. Вы хотите знать, где Бог? Прямо здесь. Прикоснитесь к любви, и вы прикоснетесь к Богу. Взгляните в лицо Любви, и вы взглянете в лицо Бога. По крайней мере, лучше всего мы можем узнать его с этой стороны.