Да и куда спешить, в самом деле? Все попытки изменить судьбу человечества совершенно бесперспективны, пока не достигнуты коренные изменения в самой природе человека. В отличие от Лансароте, правда, Танэгасима был полон разнообразной флоры с преобладанием субтропических растений, таких как батат, табак, арахис и мандарины. Морская фауна изобиловала различными видами рыб и креветок, а среднегодовая температура колебалась в пределах 10 градусов по Цельсию – чрезвычайно комфортные условия.

«Но здесь ли жизнь?» – припомнила Ингрид роман Милана Кундеры «Жизнь не здесь» и остаток поездки провела в романтической задумчивости. Размышления, однако, не мешали счастью. Ингрид действительно чувствовала себя счастливой: никаких забот, а будущее представлялось ей не только не менее комфортным (чем на Танэгасима), но и главное – другим. Ренар соскучилась по переменам и теперь надеялась, образно говоря, на Лансароте. «Лансароте» Уэльбека казалась ей повестью-призраком, а «Жизнь не здесь» Кундеры – метафорой космического полёта.

Предстоящий полёт на Марс вдруг показался Ингрид вполне закономерным продолжением её предыдущей эволюции. В связи с «эволюцией», Ослик показался ей Чарльзом Дарвиным, а Энди – галапагосской черепашкой, панцирь которой слегка варьировал в зависимости от места происхождения.

В космическом центре их поджидали коллеги по экспедиции: Паскаль Годен, Катя Смит, Джони Фарагут и Вика Россохина. Влюблённые Паскаль и Энди при встрече кинулись друг к другу, да так и замерли, обнявшись. У них был свой мир, своё небо и свой космос – свободный и без притворства (это вам не военный космодром в Плесецке и не «Байконур» со святой водой от «парабалана Кирилла»).

Джони и Vi вели себя не менее безрассудно. Они то и дело убегали к скалистому берегу и часами бродили у океана, высматривая корабль на горизонте, и занимались любовью. Раз или два к ним присоединялась Смит (Катя Смит – проводница из Облучья и верный адепт «дарвиновской церкви»). Ослик возился на берегу, вычерчивая в воздухе мысленные фигуры, словно ждал неотвратимого. Ингрид собирала ракушки неподалёку, а Паскаль и Энди всё играли друг с другом (пора печали ещё не пришла). Паскаль и Энди переживали лишь самое начало своей любви, так что они и не помышляли (в отличие от героя «Счастливого дня» Генри Ослика) «to gather sea stones, to cast, to fling their in the sea» («морские камни собирать, бросать, кидать их в море»).

В один из вечеров друзья развели огонь и испекли на углях батат (сладкий картофель), в изобилии произраставший на Танэгасима. Джони наловил креветок, а Ингрид приготовила тунца с арахисом, зелёным перцем и зеленью. В небе показалась Луна и точка Апофиса. Довольно яркая точка на небосводе. Астероид приближался к Земле. За десять суток до столкновения (2036/04/13/21:12:17) он находился на расстоянии около 11 миллионов километров. По уточнённым (на 3 апреля) данным наиболее вероятной зоной падения астероида являлся китайский город Гулянь (неподалёку от российской границы, Дальний Восток). С учётом возможных отклонений спасательные службы рассматривали, прежде всего, треугольник «Гулянь (КНР) – Могоча (РФ) – Борзя (РФ)».

«Гулянь, Могоча, Борзя готовы к приёму метеорита!», – мелькнула бегущая строка на Russia Today в среду утром.

– Мелькнула и пропала, – заметила Ингрид, но Ослик лишь пожал плечами:

– А когда они не готовы, в самом деле?

Судя по траектории, впрочем, астероид (или его фрагмент – в случае взрыва в воздухе) мог долететь вплоть до Ямала. Падение космического тела на этот полуостров, в свою очередь, грозило крупномасштабной катастрофой непосредственно для газодобывающей отрасли (о простых оленеводах ничего не сообщалось). «Газпром» приостановил добычу газа. РВСН и войска противоракетной обороны (ПРО) перешли в полную боевую готовность, а крупнейшие сырьевые компании срочным порядком распределяли капитал по более безопасным территориям (братских республик).

Справедливости ради – население РФ, несмотря на приближающуюся беду, пребывало в чрезвычайном спокойствии. Русских не испугать – в который раз уже убедилась Ингрид. Казалось, им наоборот – чем хуже, тем лучше. Паника, как раз, началась в Европе, Северной Америке и Австралии. Граждане развитых стран прекрасно понимали: им есть что терять, и действительно боялись. В них словно жил тот самый «крокодил» из теории Ослика (испугавшийся в своё время глобального исчезновения видов и существенно поумневший).

Подобно русским не ведали страха и жители большинства латиноамериканских стран. Местные как ни в чём не бывало радовались жизни, устроив, по сути, бессрочное веселье. Их знаменитые карнавалы следовали один за другим. «Счастливые недоумки», – эта мысль то и дело приходила к Ингрид, но в то же время она где-то и завидовала им.

Странное дело – в Юго-Восточной Азии участились ураганы и землетрясения. Зарядили дожди, приплыли цунами. Биологи зарегистрировали массовую (и не исследованную ранее) миграцию животных.

Зато черепашки с острова Ниас в Индонезии («Знала бы – не совалась», роман Лобачёвой) заметно поутихли. Редко какая черепашка теперь уплывала в Шри-Ланку (на верную гибель). Складывалось впечатление, что черепашки наконец прозрели, да было поздно. Они притаились и будто дожидались своей участи. Хотя, можно и по-другому: черепашки сохраняли спокойствие, демонстрируя тем самым сформировавшийся навык к смирению. Какая разница, как погибнуть, думали животные: быть съеденными тамильцами или умереть от гигантской волны? В действительности падение Апофиса и впрямь грозило мощнейшим цунами у берегов Индонезии. Да и у других берегов тоже.