Таких недостойных личных выходок, иногда, как в приведенном примере, вовсе чуждых поэтического вдохновения, а иногда представлявших злоупотребление поэзией, у Пушкина, к несчастью, было слишком много даже и в последние его годы. Одна из них создала скрытую причину враждебного действия, приведшего поэта к окончательной катастрофе. Это – известное стихотворение «На выздоровление Лукулла », очень яркое и сильное по форме, но по смыслу представлявшее лишь грубое личное злословие насчет тогдашнего министра народного просвещения Уварова». (Выделено мной.– А.К.)

Конечно «жертва» вряд ли испытывала «благоговение к своему словесному палачу», но справедливости ради следует отметить, что нападок на Пушкина личного плана Каченовский не допускал. Напротив, он с большим уважением относился к Пушкину, а 27 декабря 1832 года подал свой голос за его избрание в члены Российской Академии. Вскоре после смерти поэта он писал: «Один только писатель у нас мог писать историю простым, но живым и сильным, достойным ее языком. Это Александр Сергеевич Пушкин, давший превосходный образец исторического изложения в своей Истории Пугачевского бунта» [190] .

И это после того, как не далее пяти лет тому назад (некоторые и того позднее) Пушкин обрушил на бедную голову Каченовского целый залп убийственных эпиграмм.

В 1824 году в «Вестнике Европы», № 5, была опубликована критическая статья «Второй разговор между классиком и издателем “Бахчисарайского фонтана”», которая была подписана буквой «N». За ней скрывался литературный критик М. А. Дмитриев [191] . Полагая, что автором статьи является редактор журнала Каченовский, Пушкин немедленно откликнулся язвительной эпиграммой:

В 1825 году история повторилась. В журнале «Вестник Европы», № 3, была опубликована заметка с острой критикой поэмы А. С. Пушкина «Кавказский пленник», подписанная псевдонимом «Юст Веридиков», под которым снова скрывался критик М. А. Дмитриев. Пушкин, полагая, что под псевдонимом укрылся сам Каченовский, разразился уничижительной эпиграммой:

Текст эпиграммы основан на известной в то время песне, которая исполнялась при гадании:

Гадание: задумывают желание, зажигают лучину, надо спеть песенку, пока горит лучина, тогда задуманное исполнится.

Венцом квазилитературной борьбы двух известных всей России литераторов стал 1829 год, когда язвительная пикировка между ними достигла своего апогея. В альманахе «Северные цветы» на 1830 год Пушкин публикует статью «Отрывок из литературных летописей», датированную в черновом автографе «27 марта 1829 г. Москва», в которой анализирует скандальную ситуацию, возникшую между редакторами двух популярных журналов: «Московский телеграф» (Н. А. Полевой) и «Вестник Европы» (М. Т. Каченовский) [192] . Н. А. Полевой резко выступил в своем журнале против Каченовского, который обиделся на автора статьи, подписавшегося псевдонимом «И. Бенина», и подал жалобу в Московский цензурный комитет на цензора С. Н. Глинку, пропустившего номер журнала со статьей Полевого. Комитет нашел, что Каченовский прав, и только один член комитета, В. В. Измайлов, стал на сторону Глинки и подал особое мнение. Дело было передано в Петербургское Главное управление цензуры, которое оправдало Глинку [193] .

В своей статье Пушкин, естественно, стал на сторону Полевого, широко цитируя его работу и добавляя от себя изрядную долю сарказма на бедную голову Каченовского. Поскольку отдельные, наиболее одиозные выпады против профессора были изъяты цензурой, тогда Пушкин пишет остросатирическую эпиграмму «Журналами обиженный жестоко, Зоил Пахом печалился глубоко».

Пушкин часто сопоставлял имя Каченовского с именем Тредиаковского, непонятого своими собратьями-современниками и бывшего по представлениям широкой публики даже пушкинской эпохи образцом смешной старозаветности, тупости и бездарности. Примером якобы «заблуждения» Пушкина в оценке этого нестандартного человека может служить следующая эпиграмма, направленная против Каченовского, но задевающая честь великого мыслителя XVIII века.