На одной из частных квартир он прошел настоящую школу шпионского мастерства. К тому времени он и сам уже многое умел. Был силен, ловок, жесток, к поставленной цели шел напролом. Его научили приемам восточной борьбы, позволявшей убивать человека без оружия, ударом ладони или ноги, меткой стрельбе из разных видов оружия (практические занятия проводились за городом, в лесу), он познал способы тайнописи, шрифты, методы работы с радиопередатчиком и многое другое. Ему вручили новые документы, сочинили новую биографию. Он овладел искусством изменять свою внешность, ускользать от преследования, заметать следы. У него появилось ощущение, что ему теперь по плечу любая самая сложная задача, что он сумеет выпутаться из самого трудного, даже безнадежного положения. Ему обещали после «дня икс», когда он сделает свое главное дело, обеспечить переход границы. Он окажется на Западе, где его будет ожидать целая куча денег.

В последнее время Зубову не везло. Над ним нависла угроза разоблачения — и как раз тогда, когда он уже был близок к вожделенной цели. Он убрал Святского, докопавшегося до его прошлого, леспромхозовского сторожа, заставшего его у сейфа. Использовал, а потом послал на смерть Барыкина. Он шел на это, будучи убежденным, что, когда следствие выйдет на него, он уже будет далеко.

«День икс» должен был состояться позавчера. Но сорвалось. Надо немедленно уходить, но только что получен по рации приказ (рация хранилась в тайнике) дождаться запуска «той самой» ракеты и повторить свой бросок на полигон еще раз. Он не мог не понимать, что над ним нависла смертельная опасность.

Конечно, он мог ослушаться своих новых хозяев, бросить все и смыться. Но это означало крах всех его жизненных планов. Впрочем, планы сводились к тому, чтобы поскорее набить карманы долларами и тратить их, не считая, жить в свое удовольствие. Не подчиняться, а повелевать. Он уже многое сделал для своих хозяев, и теперь нужно получить по счету. А для этого придется сделать невозможное: все-таки выполнить задание и уже потом скрыться… Как это сделать? Его мозг лихорадочно работал, просчитывая варианты. Но среди них не было ни одного, который бы обещал стопроцентную гарантию на успех.

Зубов усмехнулся. Какие уж тут сто процентов! Хватило бы и пятидесяти. Ему хватит. Он повернулся на бок и встретил пристальный взгляд Дергачева.

— Тебе чего? — спросил он.

— Вот думаю: откуда у Кости столько денег в яме? Где он их взял?

— Ты разве не знаешь: он же на Дальнем Востоке калымил. Заработал.

Дергачев покачал головой:

— Ерунда. Он мне сам говорил: промотал все нажитое и вернулся в наши края пустой.

— Ну, значит, бог послал.

— У меня такое впечатление, что кто-то навязал ему эти деньги. А он их зарыл в землю. Костя честный парень и на преступление не способен.

Зубов громко расхохотался.

— Я вот в газете читал: в стране ежегодно происходит более сорока тысяч преступлений. И совершают их честные люди. Ведь никто не родится преступником, верно?

— Да, преступником никто не родится. Но родятся люди со слабой волей, ущербной психикой. Их легко запугать или запутать. Мне кажется, Костя один из них. Да, да… Это не его деньги. Теперь я понимаю: эти деньги дали ему вы!

— Я? С какой стати? Не такой уж я добряк, чтобы сорить деньгами.

— Да, вы не добряк. И уж если отвалили Косте такую сумму, то наверняка лишь для того, чтобы сделать его соучастником своих темных дел.

Дергачев и сам не знал, откуда пришли к нему эти мысли и почему он осмелился высказать их Зубову. Но был убежден: он недалек от истины. Недаром так заерзал на своем топчане Зубов, так исказилось его лицо. Ничего. Пусть бесится. Дергачев его не боится.

Большой топор, которым он наколол щепы, Зубов куда-то запрятал, однако у Дергачева в укромном месте хранился другой. То был не топор, а топорик, он принадлежал Косте, который с его помощью вечерами мастерил забавный крошечный макетик реставрируемой церквушки. Дергачев когда-то сам был модельщиком в реставрационной мастерской, знал толк в этом деле. Поэтому он по заслугам мог оценить Костино искусство.

Сейчас этот топорик лежал у Дергачева под матрацем. Пусть только Зубов сунется.

Зубов приподнялся на локте, сильное тело его напряглось. Зверь готовился к прыжку. Но усилием воли он смирил свой злобный порыв, опустился на ложе:

— Нечего языком трепать о моих делах. Что ты о них знаешь? Ничего. Ты о своих лучше расскажи. Чего в такую глушь забрался? От людей скрываешься или от властей? А может, тебе много платят за твой труд? Знавал я таких: толкуют о бескорыстии, а сами из-за копейки удавятся!

Он нарочно подзуживал Дергачева, хотел вызвать в нем такую же злобу, какая только что колыхнулась в нем. Но Дергачев ответил спокойно:

— Что я делаю в этой глуши? Церквушку спасаю, продлеваю ей жизнь.

— Ишь совестливые какие! Сперва религию под корень решили свести, храмы разрушили, верующих гоняли, а теперь давай церкви восстанавливать. А кому они нужны? Люди от бога отвернулись, ими теперь другая сила двигает. Скажешь: совесть, моральные факторы? Как бы не так. То-то вы спохватились и о материальных факторах заговорили. Корысть и зависть — вот что движет людьми. Каждый о своей пользе радеет, за своей добычей рыщет. Кроме, конечно, таких олухов, как ты.