Том 2. Стихотворения 1917-1920
вернуться

Бедный Демьян
Шрифт:

Дед Софрон на завалинке*

Ой ты, жизнь моя, былинушка, До седых дошла седин! На завалинке старинушка Прохлаждаюся один. На зеленой на проталинке Травка свежая блестит. Вряд ли деда на завалинке Кто сегодня навестит. Пьян народ погодой вешнею, Разбрелися все с утра. Перед новою скворешнею Суетится детвора. «Глянь-ко, глянь сюда, Егорушка!» «Осторожней, не спугни!» Щебетун веселый, скворушка, Сам не свой все эти дни. Пар встает над огородами, Сохнет рыхлая земля. Греет солнце. Скоро всходами Разукрасятся поля. Встанет рать неодолимая Вольных пахарей Руси. «Мать-сыра земля родимая, Напитай нас и спаси!»

В огненном кольце*

Еще не все сломили мы преграды, Еще гадать нам рано о конце. Со всех сторон теснят нас злые гады. Товарищи, мы – в огненном кольце! На нас идет вся хищная порода. Насильники стоят в родном краю. Судьбою нам дано лишь два исхода: Иль победить, иль честно пасть в бою. Но в тяжкий час, сомкнув свои отряды И к небесам взметнув наш алый флаг, Мы верим все, что за кольцом осады Другим кольцом охвачен злобный враг, Что братская к нам скоро рать пробьется, Что близится приход великих дней, Тех дней, когда в тылу врага сольется В сплошной огонь кольцо иных огней. Товарищи! В возвышенных надеждах, Кто духом пал, отрады не найдет. Позор тому, кто в траурных одеждах Сегодня к нам на праздник наш придет. Товарищи, в день славного кануна Пусть прогремит наш лозунг боевой: «Да здравствует всемирная коммуна!» «Да здравствует наш праздник трудовой!»

Господская тень*

На Красной площади намедни три туза: Помещик – без земли, заводчик – без завода И хищник банковский, сидящий без дохода, Час битый пялили глаза На торжество рабочего народа. Им в первомайский день с утра Спокойно дома не сиделось: Глазком прикинуть захотелось, Измерить силу рати той, Что их теснит своей железною пятой. Налюбовавшися, пошли домой все трое. «Ну, как?» «Да так. Тоска». «Казенный юбилей. День этот проходил куда как веселей При прежнем строе. Ушла поэзия. Отпал волшебный фон. Как живописен был разгон Всей этой сволочи, сбирающейся в шайки, Когда ее жандармский эскадрон Возьмет, бывало, всю в нагайки! Р-раз! Шляпа на боку! – Два! Лопнуло пальто! – Три! Шайки всей как не бывало! В участок волокут толпу. А нынче что?! Ушла поэзия. И красок ярких мало!» Нетрудно угадать, как первомайский день Расписан был потом в газетах буржуазных. Буржуи с нами вкусов разных: Там, где нам – солнышко, для них – сплошная тень.

На распутье*

Графа Мирбаха увидя, Подавил буржуй наш вздох, Чуть не крикнул, растерявшись, Верноподданного «гох»! С ликом Марксовым знамена Нес рабочих бодрый стан, Пел народ: «Соединяйтесь, Пролетарии всех стран!» Сей призыв услыша властный, Наш буржуй стоит-грустит. Трусит Мирбаха несчастный, – Маркса – сердце не вместит. Мирбах… жуть, но все ж с просветом, Маркс… одна сплошная жуть. Два пути перед буржуем, Есть еще и третий путь. Путь на Вологду проторен. «Вуле-ву, мусью Нуланс?» Три союзных кавалера С ним играют в преферанс. Англичанин смотрит хмуро, Распинается француз. У японца в мыслях с кем-то Сепаратнейший союз. С кем? Никто пока не знает, Мирбах знает, но молчит. У российского буржуя Сердце трепетно стучит. Перемешаны все карты, Вот изволь тут, вылезай! Что кричать мне, боже правый: «Вив» ли, «гох» ли, иль «банзай»?!

Вождю*

Тов. Ленину в день рабочей печати посвящаю.

Как этот день мне мил и дорог! Ряд долгих лет прошел с тех пор… Теперь – повержен злой наш ворог, Тогда – мы с ним вступали в спор. Тогда – нас было так немного, Но знали мы, на что идем… Был каждый шаг проверен строго Тобой, испытанным вождем. Рождалась «Правда» наша в муках, Окружена стеной врагов, – Но пролетарий в первых звуках Услышал звон своих шагов. Ты был за дальнею границей, Но духом с нами был всегда, – Росла, страница за страницей, Святая библия труда… Нам каждый день грозила кара И беспощадный вражий суд, Напор открытого удара И козни тайные Иуд. Из ликвидаторского стана Какой бесстыжий несся вой! Работой Мартова и Дана Был восхищен городовой. Для заклинателей «стихии», Для дряблодушных торгашей Мы были аспиды и змии, Гроза мещанских шалашей. Теснил нас лютый враг жестоко. Редел отряд наш боевой, И в злую пору одиноко Звучал далекий голос твой. Но перенесши все невзгоды И взявши с бою каждый шаг, Мы на крутых путях свободы Вновь утвердили алый стяг. Незыблем он на новой грани! И наша вера велика: – Не осквернит священной ткани Ничья враждебная рука!

«Христос воскресе»*

У батюшки Ипата Водилися деньжата. Конечно, дива тут особенного нет: Поп намолил себе монет! Однакоже, когда забыли люди бога И стали сундуки трясти у богачей, Взяла попа тревога: «Откроют, ироды, ларек мой без ключей!» Решив добро свое припрятать повернее, Поп, выбрав ночку потемнее, Перетащил с деньгами ларь В алтарь И надпись на ларе искусно вывел мелом: «Сей ларь – с Христовым телом». Но хитрый пономарь, Пронюхав штуку эту И выудивши всю поповскую монету, Прибавил к надписи: «несть божьих здесь телес. Христос воскрес!» Что пономарь был плут, я соглашусь, не споря, Плут обманул плута – так кто ж тут виноват? Но я боюсь, чтоб поп Ипат Не удавился с горя.

Осiновый кiл Радi*

Чоловiк каже: «гречка!» Жiнка каже: «мак! мак!» – Нехай так! Нехай так! Нехай буде з гречки мак! Рада каже: «самостiйность!» Нiмець каже: «гох! гох!» – Ох, ох, ох! Оце ж гох! Щоб ты, бридкiй нiмець, здох! Ждали лiта, ждалы лiта, А прiйшла зима. Була Рада, була Рада, А тепер нема! Ой ти, дядьку Мусiю, Чи бачив ты чудасiю? Як не бачив, подивись: Любив нiмець Раду, Цiлував iи колысь Спереду и сзаду. Цiлував и милував, Кохав щиро, покы Выпив всю iи красу, Видавив всi соки. Потiм с гетьманом Павлом Перебив iй спину И, проткнувши всю колом, Кинув в домовину. – От, тепер лежи i гнiй, Бо була проворна. Я ж казав тобi, дурнiй: «Не кохай Эйхгорна!» По заслузи маешь плату, Голова змiнна! Прокляне тебе, прокляту, Трудова Вкраiна!

Темнота («Кулак один…»)*

Кулак один, купив пудовую свечу, Тем малость совесть успокоил. А мироед другой взял да собор построил: «Не всякому со мной ровняться по плечу!» В синодской грамоте был подвиг сей отмечен. Был этой грамотой, бесспорно, богачу Рай после смерти обеспечен. «Как смерть моя придет, – велел богач жене И всей родне, – Не убивайтеся по мне И не тужите. Застраховался я от адских мук вполне. Вы эту грамоту в персты мои вложите!» Что ж вышло? Померли тузы в одном году И повстречалися… в аду! Туз первый диву дался: «Кого я вижу? Ну, дела! Что ж грамота твоя? Ужель не помогла? А ты как ею величался! Она не стоила, выходит, и гроша!» «Ох, – молвил туз второй, – бумага хороша, Первеющего сорта. Был беспременно б я в раю, Да по душу мою Какой-то черт прислал безграмотного черта! Я грамоту ему, проклятому, сую, А он, подлец, глаза таращит И прямо в ад меня без разговору тащит!»