Шрифт:
На втором все сорвались.
Котельщик из Дублина был признан чемпионом клепки.
Это было?
Это будет.
Дежурный
Ворота Земли
Оратору*
Оратор кончил, а мы ему всей толпой отвечаем:
– Нас целый новый легион. Мы несем тревогу всему миру, но ему же и радость.
Мы пришли с новой вестью, достоверной, как железо, и бодрой, как звуки мотора в пустыне.
Песен небывалых и сказок нерассказанных мы хотим.
Не тех пропетых, говоренных человеческих слов. Хотим выше.
Лязги молота и штампы, трепет приводов и трансмиссий, грохот кузниц, звон ударов, шепот пил – слова и призывы.
Ненасытный бег колес – наше знамя.
Мы их поднимем, возвеличим, механизмы!
Пусть же тревожней и выше загудят валы.
Стремглав ударят миллионами рук кузнецы.
И прервут.
Прольется лавина чугунного грохота.
Дрогнет земля под паровыми молотами, зашатаются города стальные, машинные хоры заполнят все пустыри и дебри рабочим трепетом.
И прервут.
Помчатся огненные вестники подземных мятежей.
И еще прервут зловеще.
Загогочут черные пропасти.
Выйдут силачи-чудеса-машины-башни.
Смело провозгласят катастрофу.
И назовут ее новыми днями творенья.
Оратор, замолкни.
Певучие легенды, застыньте.
Ох, послушаем, –
Заговорят возведенные нами домны.
Запоют вознесенные нами балки.
Наш отряд*
Мы – дети этого дня.
Жадные собственники несущихся часов.
Стрелка показывает три с половиной.
Мы – люди этого четвертого часа.
Арестант умирает.
Его не расковали перед смертью.
Он помирает в кандалах.
Это член нашего отряда.
Он мучится, кричит этим заплесневелым стенам: «Владелец нерассказанной идеи. Я подыхаю, стены».
Арестант в схватке.
«Я раздроблю вас, стены. Я проломлю, вздохну, крикну городам и селам и… подохну спокойно».
Умирает разбитый, раскрошенный.
Склоните же головы в этот миг перед тюрьмами, смерть арестанта – катастрофа для мира.
Дикари подожгли леса на всем севере: это молитва богу огня; они все ставят на карту перед пришествием воинов Европы.
– Дикари, записывайтесь тысячами в наш отряд.
Епископ сказал речь и потряс, как никогда, богомольцев, одетых в рубища; они подняли руки кверху и еще раз поверили в бога. А епископ пишет кощунственное письмо пастве и клянется, что сам он верить уже не может.
– Епископ, немедленно… по радио вступай в наш отряд.
Министр реакции приговорен к расстрелу.
– Я готов, я в саване, дайте только улыбнуться сыну, он ждет за оградой… П-пли, без разговоров – пли.
– Министр реакции, наш отряд к твоим услугам: мы улыбнемся.
Батальоны циников и города отбросов пришли с салютом революции. Они бились только час, но не выдержали и начали грабить.
Наши нервы крепки: будьте покойны, циники, будьте уверены, отбросы, – наш отряд их разносит по свету.
Легендарные работники, синие блузы Нью-Йорка, вы недоедаете, вы потеряли аппетит. Счастливцы, завтра же из подземного жерла вы пустите по воздуху железный город. Над Европой, над Атлантикой, Америкой, Сибирью… над Гренландией понесется чудесный набат заводов.
– Мы поспеем вовремя: железная поэма готова. Наш отряд целиком ее автор.
– В этот час зреет заговор. Торжественно прозвонят на всех колокольнях, и в небе начнется ночной карнавал. Дети побегут по млечным путям, выстроят звезды в огненные террасы, соберут всех богов, похожих на людей – их будет до тысячи – и закажут им неистовый небесный гром.
Загремят и свалятся.
Наш отряд устроит им пышное погребение. Но будет стрельба и взрывы.
Как лава, бурлят мгновенья.
Как самоеды, как хищники, сжираем мгновенья всем нашим отрядом.
Встреча*
Медленно…
Ох, грузно мы движемся,
С нами весь скарб наш –
Сто поездов с кандалами.
Погреба пыток.
Озеро гнилого пота.
Собрали всю кровь, опоясали землю и провели кровавый экватор.